Локомотив «Бесконечный». Последний костыль

Он снова и снова смотрел на мистера Дориана, пытаясь заставить свои глаза обводить и ощупывать неподвижную модель, но глаза эти отказывались даже смотреть на инспектора манежа. Голова Уилла была набита волнениями и переживаниями, зудевшими, как бесконечное воронье карканье.

— Уильям, пожалуйста, поторопись, — произнес мистер Дориан и опять поморщился от боли.

Уилл понимал, что нужно было накладывать краски быстрее, но боялся все испортить, постепенно закрашивая рисунок.

Он вытер кисть тряпкой и набрал темно-коричневый, чтобы приступить к волосам мистера Дориана. Затем он сменил кисть и проработал тени вокруг носа и глаз инспектора манежа. Аккуратными мазками он выписал ввалившиеся щеки.

— Уилл, — позвала его Марен, — ты в порядке?

Он посмотрел на холст и увидел, что все происходило как всегда.

— Картина умирает, — пробормотал он.

— Он умирает! — напомнила ему Марен.

— Прекрати осторожничать, Уильям! — поморщившись, приказал мистер Дориан. — Смотри на меня и пиши меня.

Уилл внимательно посмотрел на инспектора манежа. Тени углублялись, и его бледное лицо казалось подвешенным в пространстве. Не было видно ничего, кроме светящейся в темноте головы. И внезапно Уилл увидел мистера Дориана таким, каким он был, помимо плоти и крови. Как будто вся его жизнь выплеснулась из него, и Уилл разглядел все его отчаяние, и страх, и страсть, и чудовищную жажду жизни, как огонь, пожиравшую все на своем пути.

Лихорадочно вылив краски на крышки, Уилл быстро смешал их. Он составил нужные цвета и теперь не стал их разбавлять. Он работал мокрым по мокрому и наносил на холст все больше краски, стараясь накладывать густые мазки. Полотно казалось голодным и требовало еще и еще.

Инспектор манежа уже хрипел в агонии.

— Быстрее! — просила Марен.

Уилл накладывал на картину большие, жирные мазки, и вдруг что-то внутри него словно раскрылось. Теперь он как будто ощупывал кистью лицо мистера Дориана. Он торопливо смешивал краски, забывая вытирать кисть, и все продолжал бросать краску на полотно.

— Готово! — наконец объявил он.

Броган рассматривал сцепки позади вагона-мавзолея.

— Ты не можешь этого сделать, — сказал Маки. — Не в движении.

— Все возможно, — ответил Броган и показал Маки флакон с нитроглицерином, который носил в мешочке с песком.

Маки теперь был его единственным сообщником. Чисхольм исчез в тоннеле, но у Маки хватило ума спрятаться, когда налетела кавалерия со своими ходулями и метательными ножами. Они оба переждали заварушку, скрывшись за вагоном-мавзолеем.

— Мы уже слишком далеко зашли, чтобы останавливаться, — внушал он Маки, ощущая его сомнения. — Ты или со мной, или против меня. Решай сейчас, но знай, что впереди у нас кровавая дорога.

— Да с тобой я, — раздраженно огрызнулся Маки. — Или я разбогатею, или отправлюсь в ад.

Броган долгие годы работал подрывником. Он бурил дыры в скалах, закладывал туда порох или нитроглицерин и протягивал запал. Много раз у него на глазах людей разрывало на части, но на нем не было ни царапины. У него, как у кота, было девять жизней.

— Мы взорвем сцепку и оставим позади остальную часть «Бесконечного», — объяснил он Маки. — У нас в руках окажется вагон-мавзолей, а потом мы захватим локомотив.

— Как? Там же кочегары и машинисты!

— А мы велим им спрыгнуть, и они нас послушаются. — Он достал пистолет и показал его Маки.

— Так в нем патронов нет, — напомнил тот.

— Они-то этого не знают. Ты бы рискнул? А если не спрыгнут, получат ножом. — Маки ничего не ответил. — Потом отгоним локомотив в предгорье, к Прощальной. Взорвем на куски вагон-мавзолей, достанем золото. А потом сплавимся по реке и перейдем границу раньше, чем полиция коней оседлает.

Он прекрасно понимал, что делал. Броган был порядком потрепан, но не побежден.

— И глянь с другой стороны, — натужно улыбнулся он Маки. — Теперь меньше народу в доле.

Уилл смотрел на картину. Она вышла хорошо. Он написал хороший портрет. Несмотря на неряшливое смешивание, цвета казались ошеломляюще яркими. Портрет был неаккуратным и нереалистичным — никто бы не похвалил его за фотографическое сходство. Но у него каким-то образом получилось схватить и удержать самого человека, его душу.

— Покажи мне, — прошептал мистер Дориан.

Уилл повернул картину, это яростное столкновение цветов и текстур. Лицо мистера Дориана оставалось неподвижным, пока он созерцал свой портрет, но затем он улыбнулся и кивнул.

— Да, — проговорил он. — Это оно. Он глубоко вздохнул.

— Вам лучше? — спросила Марен.

— Да, — ответил инспектор манежа.

Он попытался подняться, но внезапно все его тело содрогнулось, он вскрикнул и схватился за левую руку, как будто обжегшись.

— Мистер Дориан! — воскликнула Марен, но он не услышал ее, застонав.

Стон его жалобен и душераздирающ — Уилл никогда не слышал ничего подобного. Лишившись сил, мистер Дориан обмяк, и Уилл с Марен смягчили его падение.

— Что не так? — подбегая, крикнул Роальд.

— Не работает, — сказала Марен, в отчаянии посмотрев на Уилла. — Почему портрет не работает?

— Я иду за доктором! — объявил Роальд.