Локумтен

Дмитрий Таланов Новый Свет. Хроники. Локумтен (4-я книга)

Copyright © 2004

Я, Александр, сын Мастера Фе и жены его Минодоры, пишу это. Не во славу богов Нового Света, ибо земля эта и боги ее мне постыли. Не во славу моего отца, ибо деяния его противоречивы. Я пишу для себя и ради себя, потому что ложь об отце на страницах императорских архивов разъедает мое сердце. Теперь, после долгих изысканий, я в силах разрушить ее.

Три книги лежат сейчас передо мной — «Арпонис», «Сотерис», «Раксис» — книги обо мне и моих друзьях. Они требуют окончания. Но я не в силах приступить к нему, пока не сделаю того, что должен. Я делаю выбор, начиная свой рассказ об отце и о тех, с кем столкнула его судьба много лет назад, когда он впервые ступил на землю Нового Света.

Я отрекаюсь от надежды быть когда-либо понятым и пишу лишь о событиях, правдивость рассказов о которых достоверна. Этим я отличаюсь от тех, кто в одних случаях насочинял небылиц, а в других намеренно исказил истину.

Начинаю я эту книгу на третий год после описанных в «Раксисе» событий, в маленьком домике у подножья горы, заросшей древовидным можжевельником, на берегу моего любимого моря.

Я предоставляю читателю самому решить, был мой отец чудовищем или героем, и что он выбрал в конце, когда перед ним встал выбор, который однажды стоял передо мной темным зимним вечером в школьном спортивном зале. Я обещаю, что завершу эту книгу так быстро, как смогу. А потом я займусь окончанием этой истории.

— 1 —

«Жизнь каждого человека в конечном счете зависит от его проворства, бдительности и личной предприимчивости...»

Янус Хозек, «Как это было», 57-е издание,

Анастасийская Центральная Библиотека

Уже не в первый раз в Малой гостиной замка Хальмстем за обедом разгоралась ссора. Возбужденные голоса птицами взмывали к резному потолку. Под тяжелой дубовой люстрой в сотню свечей, за столом, представлявшим собой три сдвинутые вместе столешницы из красного дерева, восседали члены семьи Фе. Лица у присутствующих были невеселые.

Посторонний наблюдатель, попавший сюда, мог заметить, что собравшиеся в гостиной принадлежат к обеспеченной прослойке общества, судя по чистым качественно сшитым платьям, пусть простого покроя. Но он бы определенно растерялся, попроси его назвать период и век. Характерная незамысловатость туалетов указывала на Средневековье, однако свобода обращений и высказываний предполагала куда более позднее время.

Собравшаяся в гостиной семья никак не могла придти к согласию. Пора приниматься за второе блюдо, а никто из них не притронулся к первому. Выражение лица поварихи, доставившей им перемену, сулило серьезные неприятности хозяйке замка, госпоже Фе. И кто бы подумал, что причиной был проказливый десятилетний мальчишка!

Филь, как звали этого белобрысого разбойника, был осведомлен о трудностях семьи. Но в ясный летний день, когда начинается наша история, его занимали более важные дела. Притаившись за кузней, чтобы добыть огня, как только кузнец уйдет оттуда, Филь намеревался проверить утверждение полоумной Эши, что трава у сарая горит пламенем, которое не причиняет ей вреда.

— Плутишка ни в чем не виноват! — воскликнула крупная девушка с толстой косой на груди. Руфину нельзя было назвать хорошенькой, но румянец у нее был яркий. — У кого ему набираться манер, если папаша таскал малыша по морям, едва тот начал ходить?