Лола – любящее сердце

— Родители в курсе, что я ночую у Луизы. Не хочется их пугать.

— Тогда можешь переночевать у нас, — быстро сказал Алекс.

Я снова задумалась. Мы ведь даже толком не поговорили. И сейчас для такого разговора не лучшее время.

— Наверно, все-таки лучше отвезите меня домой, — сказала я. — Я проберусь к себе тихонько, а завтра расскажу им о том, что случилось.

Джефф кивнул.

— Ты должен позвонить Пенелопе, — напомнил отцу Алекс. — Судя по голосу, у нее что-то срочное.

— О, черт! — Джефф взглянул на часы. Было уже почти три. — Совсем забыл. Она, наверно, давно спит.

Но он ошибся. Не успели мы дойти до стоянки, как зазвонил его мобильный.

— Алло? — отозвался Джефф. — Пенелопа? Извини, что я… — Он умолк, а потом заговорил снова: — Да, мы все еще в больнице… Лола? С нами… Я хотел отвезти ее домой, но теперь не знаю… — Он снова надолго замолчал. Должно быть, Пенелопе нужно было многое ему сказать. Или ей было очень грустно. В общем, Джефф молчал и все сильнее прижимал телефон к уху. Глаза у него стали совершенно круглыми. Он кивал и кивал, как заведенный. А потом вздохнул, отключился и посмотрел на меня.

И тут я занервничала. У меня зачесались сначала голова, а потом и все тело до самых кончиков пальцев на ногах.

Джефф сделал шаг ко мне. В глазах у него блестели слезы, но он улыбался.

— Твой папа только что звонил Пенелопе, — услышала я, как сквозь вату. — Он сейчас здесь, в больнице, — продолжал Джефф. — И мама тоже. С ними все в порядке. И с твоим маленьким братишкой тоже.

Улыбка у Джеффа была светлой, как месяц на ночном небе.

— Мои сердечные поздравления, Лола. Полчаса назад у тебя родился брат.

36. Голубое облако

Когда я простилась с Джеффом и Алексом перед маминой палатой, луна уже зашла. Было около пяти утра, на улице было еще темно. Они провели со мной еще почти два часа, но на этот раз мы сидели в родильном отделении. Медсестра сообщила нам, что папай все еще остается с мамой и малышом. И добавила, что мой младший брат родился при помощи «кесарева сечения».

Я испугалась, но она меня успокоила. С ними обоими все хорошо. Вчера часов в восемь вечера у мамы начались схватки, и дальше события развивались очень быстро. Зато теперь время тянулось ужасно медленно. Я не отрывала взгляда от секундной стрелки, наматывавшей круги по циферблату.

Наконец пришел папай.

Под глазами у него лежали глубокие тени, но в глазах сияло звездное небо.

— Моя девочка, — прошептал он. — Моя взрослая маленькая девочка…

Он обнял меня и поблагодарил Джеффа и Алекса. А потом отвел меня в мамину палату.

Он тихо-тихо открыл дверь и слегка подтолкнул меня внутрь.

Мама лежала в постели, откинувшись на подушки. И выглядела такой усталой, будто долго сражалась. Даже улыбка давалась ей с трудом, я это видела. На груди у мамы лежала еще одна подушка. Голубая, как облако, нарисованное акварельными красками в альбоме тети Лизбет.

И тут я услышала звук. Он донесся из подушки, похожей на голубое облако. Почти так же мяукала Белоснежка, когда была еще совсем маленьким котенком. Рука папая все еще лежала у меня на плече. Он снова легонько подтолкнул меня, и я сделала шажок вперед, как во сне. И вспомнила, что говорил Алекс про Паскаля: «Сморщенный лысый карлик с сырными крошками на лбу».

А потом я уже ни о чем не вспоминала.

Просто стояла и смотрела на голубое облако, в котором лежал мой маленький брат. Мой микроскопический братишка. Я видела только его волосы. Совершенно черные. Мама немного приподняла одеяльце, чтобы я могла рассмотреть его личико. Головка малыша была чуть больше теннисного мяча. Кожа его была светло-коричневой, как кофе, в который налили чересчур много молока. Глазки были закрыты, а нос походил на крохотную пуговку. И губки бантиком.

И он не был сморщенный. И никаких сырных крошек. Крошечное личико было мягким и почти гладким. Позже мама объяснила мне, что это благодаря «кесареву сечению». Моему братишке не пришлось проталкиваться наружу, его вынули прямо из ее животика. А потом вымыли. Он пах чем-то сладким, и запах был такой приятный, что его хотелось разлить в бутылочки и унести с собой.

В палате было тихо. Такой тишины я еще никогда в жизни не слышала. Вообще-то тишину и не полагается слышать, но эту я точно слышала.

Я вспомнила, как мама рассказывала о том дне, когда я родилась. Тогда ей все время казалось, что в комнате находится кто-то невидимый. Наверно, ангел.

В этой особенной тишине и я чувствовала чье-то присутствие. Ангелы никогда не шумят. Они появляются очень тихо. Тишина нужна им, чтобы пристально наблюдать.

Мама кивнула на стул рядом с кроватью, и я села. Мама посмотрела на папая. Он взял у нее голубое облако и поднес его мне.

Второй раз за эту ночь у меня на руках оказался малыш. Но этот был моим. Моим младшим братом. И вдруг он открыл глаза. Мне казалось, что глаза у него должны быть черными, но они оказались темно-синими, как ночное небо. А потом что-то прикоснулось к моему большому пальцу. За него ухватились пять крохотных пальчиков. Крепко-крепко, с львиной силой!