Lolita

Не успел автомобиль остановиться, как Лолита так и вплыла в мои объятия. Не смея, не смея дать себе волю – не смея позволить себе понять, что именно это (сладкая влажность, зыбкий огонь) и есть начало той несказанной жизни, которую усилием воли при умелой поддержке судьбы я наконец заставил осуществиться – не смея по-настоящему ее целовать, я прикасался к ее горячим раскрывающимся губам с величайшим благоговением, впивал ее мелкими глотками – о, совершенно безгрешно! Но она, нетерпеливо ерзнув, прижала свой рот к моему так крепко, что я почувствовалее крупные передние зубы и разделил с ней мятный вкус ее слюны. Я, конечно, знал, что с ее стороны это только невинная игра, шалость подростка. Подражание подделке в фальшивом романе. Всякий душеврачитель, как и всякий растлитель, подтвердит вам, что пределы и правила этих детских игр расплывчаты или, во всяком случае, слишком по-детски субтильны, чтобы их мог уловить взрослый партнер, а потому я ужасно боялся зайти слишком далеко и заставить ее отпрянуть с испуганным отвращением, и так как мне больше всего, и мучительнее всего, хотелось поскорее пронести ее под полой в герметическое уединение «Зачарованных Охотников», докуда было еще восемьдесять миль, благословенное наитие разомкнуло наше объятие – за четверть секунды до того, как автомобиль дорожной полиции затормозил около нас.

Его краснолицый и густобровый водитель уставился на меня:

«Скажите, вас не обогнал у перекрестка синий седан, той же фирмы, как ваш? Не заметили?»

«Мы не видели», – сказала Ло, услужливо-поспешно перегнувшись через меня и положив невинные руки ко мне на колени. – «Только вы совсем уверены, что он был синий, потому что…»

Патрульщик (за какой нашей тенью гнался он?) наградил красоточку лучшей своей улыбкой и произвел полный поворот.

Мы поехали дальше.

«Экий балда!» – воскликнула Ло. – «Он должен был тебя сцапать».

«Помилуй, почему же – меня?»

«Потому что предельная скорость в этом дурацком штате всего пятьдесят миль в час, а мы… Нет, нет, не замедляй, ты тоже глуп как пуп. Он теперь далеко».

«Нам еще предстоит длинный перегон», – сказал я, – «и мне хотелось бы быть там до темноты. Так что теперь веди себя как хорошая девочка».

«Скверная, скверная девочка», – уютно проговорила Ло. – «Малолетняя деликвенточка, несмотря на прямоту и симпатичность. А свет был красный. Я никогда не видала такой езды».

Мы безмолвно прокатили через безмолвный городишко.

«Вот бы мама взбесилась, если бы узнала, что мы с тобой любовники!»

«Господи, Лолита, как можно говорить такие вещи?»

«Но мы действительно любовники, правда?»

«Никак нет. Погода что-то опять портится. Не желаешь ли ты мне рассказать про эти твои маленькие проказы в лагере?»

«Ты что-то очень книжно выражаешься, милый папаша».

«А тебя легко ошарашить?»

«Нет. Говори.»

«Настойчиво прошу ответить».

«Давай остановимся на тихой боковой дорожке, и я тебе расскажу».

«Ло, я серьезно прошу тебя не дурачиться. Ну?»

«Ну – я принимала деятельное участие в лагерной жизни».

«Ensuite?»

«Ансуит, меня учили жить групповой жизнью, счастливой и полной жизнью, и при этом развивать собственную гармоничную личность. Словом, быть паинькой».

«Да, я видел что-то в этом роде в вашей брошюрке».

«Мы любили петь хоровые песни у большого камина или под паршивым звездным небом, и звучание собственного счастья в каждой из нас сливалось с голосом группы».

«У тебя чудная память на цитаты, Ло, но я бы тебя попросил воздержаться от бранных словечек».

«Герл-скаутский девиз», – продолжала Лолита восторженно, – «это также и мой девиз. Я наполняю жизнь достойными делами, как, например – нет, лучше без примеров. Мой долг быть полезной. Я друг всех животных мужского пола. Я исполняю их прихоти. Я всегда в хорошем настроении. Вот проехала еще полицейская машина. Я экономна и всегда грешу мыслью, словом и делом».

«Теперь надеюсь, что это все, моя остроумная детка».

«Да, все. Впрочем, погоди-ка. Вот еще что: мы пекли пироги на солнечной плите с рефлектором. Как интересно, правда?»

«Конечно, интересно».

«За это время мы вымыли разбильон тарелок. „Разбильон“ – это значит „много – много – много“ на сюсюкающем учительском диалекте. Ах да, чуть не забыла главнейшее, как выражается мама. Мы делали рентгеновские снимки. Это считалось страшно забавным».

«C'est bien tout?»

«C'est. Не считая малюсенькой вещи, о которой не могу рассказать без того, чтобы не покраснеть сплошь».

«Расскажешь после?»

«Да – если будем сидеть в темноте и можно будет говорить шепотом. Ты что – спишь в комнате по-старому или в одной куче с мамой?»

«У себя по-старому. Твоя мать подвергнется, может быть, очень серьезной операции, Ло».

«Остановись-ка вот там у молочного бара», – сказала Ло.