Секретарша выходит.
Мисс Пратт. Благодарю вас, что нашли время заглянуть, мистер Гейз — то есть мистер Гум.
Пратт. Садитесь, садитесь. Сигарету? Хочу с вами немного поболтать. Для начала позвольте мне… (закуривает) позвольте вам разъяснить наш общий подход. […][87]
Пратт. (…) В конце учебного года наша школа поставит пьесу. Мы все задействованы в репетициях. Она называется «Заохоченный Чаровник», и ее написал мой давний друг мистер Клэр Куильти. Вы, должно быть, знаете — человек, получивший в прошлом году Полтергейстеровскую премию[88]
.Гумберт. Мне кажется, меня с ним однажды познакомили в кампусе.
Пратт. Приятный человек и привлекательный мужчина.
Гумберт. Боюсь, я не обратил на него особого внимания. Толстяк-коротышка?
Пратт. Что вы, нет! Статный, элегантный джентльмен. Думаю, так выглядели некоторые из тех похабных поэтов елизаветинской поры. Я с ним обедаю сегодня. Прошлым вечером он выступил с лекцией «Любовь в искусстве»… Или, может быть, «Любовь к искусству»? Не важно. Но это было божественно. Он не позволил себе ни единого сухого академического замечания и заставлял студентов кататься по полу от смеха. Эта его пьеса — вроде детской классики, и мы хотим, чтобы ваша Долли сыграла в ней роль.
Гумберт. Она такая стеснительная, такая ранимая.
Пратт. Слова «стеснительность» и «ранимость» практически лишены смысла с точки зрения современной психиатрии. Если ваш ребенок настолько робок, как вы утверждаете, что не может участвовать в школьной пьесе, это значит, что у нее какой-то психический блок и ей надлежит немедленно обратиться к нашему доктору Катлеру.
Гумберт. К доктору? О нет. Только не это. Я противник психоанализа. Доктор не имеет морального права принуждать пациента открывать ему душу.
Пратт. Да или нет, дорогой мистер Гумберт?
Гумберт. Не знаю… В конце концов, я могу ошибаться и она сможет играть в спектакле.
Пратт. Вот это уже лучше.
Секретарша (открывая дверь). Мисс Пратт, там мистер Куильти и мисс Даркблум ждут вас внизу.
Пратт. Ладненько. Иду. Что ж, было приятно поболтать с вами, мистер Гейзерт.
Школьный двор. Секретарша идет к Куильти и Вивиан Даркблум, Гумберт уходит по другой дорожке. Вивиан игриво покачивается на качели. Скучающий Куильти совершенно неподвижно висит на одной руке на перекладине, в гротескной обезьяньей позе в двух дюймах от земли.
Секретарша. Она уже спускается.
Секретарша. Отец одной девочки — Долорес Гейз, Лолиты.
Секретарша. Лолита — очаровательная и не слишком счастливая девочка.
Куильти. Нет-с. Не знаю такой девчонки.
Вивиан взглядывает на него с блеском озорного изумления в глазах.
Лолита. Здесь должны были быть пикули в отдельном кульке. Ты выбросил их вместе с пакетом, остолоп.
Гумберт. Нет, они вот здесь.
Пауза. Мимо по шоссе проезжает автомобиль.
Гумберт (разворачивая карту). Мы проехали сегодня около двухсот пятидесяти миль, и нам нужно сделать еще столько же, прежде чем остановимся на ночь.
Лолита (указывая точку на карте). Вот здесь есть хороший мотель, если съехать с шоссе семнадцать. Я читала о нем в путеводителе.
Гумберт. Чтобы не подвергать нас неприятностям, я решил не снимать комнаты в мотелях, а спать в автомобиле.
Гумберт. Мы остановимся на какой-нибудь стоянке, а с рассветом вновь отправимся в путь.
Лолита. Ты ненормальный.
Гумберт. Мой девиз — кротость и ненавязчивость. Завтра мы сделаем не меньше шестисот миль, потом пару часов отдохнем и продолжим путь, чтобы быть в Бордертоне послезавтра к полудню.
Лолита. А я думала, что это я планирую нашу поездку.
Гумберт. Ну да, мы следуем маршруту, который ты выбрала.
В этот момент мимо медленно проезжает Куильти; он выкрикивает: «Воn appetit!» — и с довольным видом продолжает свой путь.