Лолотта и другие парижские истории

Она-то, пусть и хорошая, но совсем обыкновенная – такого человека даже звать можно каким угодно именем, всё равно откликнется. Даже на «эй!» повернёт голову, благодарный уже за то, что позвали. Вот и лучшая подруга – Мари́на Ма́рина (первое слово имя, второе – фамилия, кошмарный сон паспортисток) – считала так же, да и не лучшие подруги проявляли солидарность: непонятно, что такой мужчина в тебе нашел, прости, конечно, дорогая, но друзья для того и нужны, чтобы говорить правду. Наверное, умеет делать что-то такое, к чему другие не способны – но об этом судачили уже в её отсутствие. Марина же Марина славилась тем, что действительно говорила всем правду, и, хуже того, выпаливала её сразу же, пока та не превратилась от времени в ложь. Когда впервые попробовала в гостях авокадо, тут же, на весь дом заявила: пахнет спермой! А ведь за столом сидели, между прочим, и дети, и пожилые родственницы…

Хорошо, что здесь нет Марины – и совсем хорошо, что они стали мало видеться в последнее время: та никак не отлипала от подруги, требовала рассказать о Григории всё-всё, ну ты же понимаешь, мне интересно, а друзья для того и нужны, чтобы делиться сокровенным.

Родители принарядились – мама в крепдешиновой блузке, папа в пиджаке. Григорий в чёрной футболке и джинсах, его не портит никакая одежда, и не украшает тоже – просто ничего не добавляет, потому что добавить здесь нечего, как и убавить.

Её родная квартира – типичная брежневка в сером доме с белыми «швами». Угощение, хоть мама и расстаралась, не из богатых – салаты, освоенные в давние времена (как Talking Heads и King Crimson), самосоленые помидоры, мясо зачем-то в горшочках. На улице – дождь, под батареями – тряпки и ведра, поскольку протекает. Даже она, дитя бедной квартирки, выглядит здесь инородным телом, что уж говорить про Григория! К тому же, он почему-то нервничает, хотя всего час назад был таким же спокойным и расслабленным, как всегда. Эта его внутренняя расслабленность с лёгким привкусом восточной лени привлекала не меньше красоты…

Ей захотелось погладить Григория по голове, как она гладила сына, когда он ещё позволял ей это делать: сейчас не даётся, взрослый стал. Уклоняется от её руки, как от удара – хватит, мам!

– У вас столько китайских сувениров, вы там бывали? Жили? – гость заводит с мамой разговор, и она вспыхивает довольная, потому что двадцать с лишним лет назад действительно провела целый год в Китае, и эти воспоминания приятно доставать с полок памяти, отряхивать с каждого пыль… Вот, посмотрите, это фарфоровое яйцо раскрашено через дырочку изнутри: китайцы, конечно, мастера, нам такое и не снилось! А вот это мне подарили в Пекине – здесь деревянная резьба изумительной красоты. Я уехала, – рассказывает мама, молодея на глазах (ей было ровно столько, сколько сейчас дочери) – учить китайцев русскому, и сделала это для сына, потому что его должны были призвать в армию, а мы все тогда боялись Афгана, вот вы, кстати, где служили, Григорий Юрьевич? Вы же ровесник нашему Андрею, я потому и спрашиваю…

Григорий, во-первых, просит называть его просто по имени, а во-вторых, уклоняется от разговора про армию так же ловко и быстро, как взрослый сын – от маминой ласки. О, это мастер переводить тему, но лжи при этом всяческими способами избегает. Заменяет молчанием. Так вот, продолжает мама, наполняя тарелку гостя всеми салатами по очереди, и не замечая, что они превращаются там в отдельное, самостоятельное блюдо, в Афган тогда не брали призывников, у кого родители находились за границей. Поэтому Андрея отправили в Кировскую область, а я целый учебный год оттрубила в Ухане. Страну посмотрела, конечно, не так как туристы смотрят – я, знаете ли, очень глубоко погрузилась в китайскую историю и культуру. Конфуций буквально перевернул мою жизнь.

Папа кашляет, а потом начинает есть, причавкивая, как все люди, у которых вставная челюсть. Родители выглядят сегодня особенно беззащитными, как и вся эта квартира с её убогим уютом. Скорей бы ужин закончился, но он ещё толком не начался.

В такого мужчину как Григорий сложно не влюбиться, мама это отлично понимает. И сама бы не устояла! Даже странно, что он нашел в нашей девочке, пусть она и не выглядит на свой возраст – именно девочка, хотя внук выше её на две головы и бреется. Григорий тоже на свои не выглядит – седых волос совсем мало, морщин почти нет.

Дочь тем временем яростно роется в памяти, как, бывает, роются в доверху набитой сумке, когда стоят на пороге дома, а проклятые ключи, естественно, на самом дне. То, как он сидит взволнованным мальчиком и внимает мудрости Конфуция в мамином исполнении, о чём-то напоминает… Кажется, дом его отторгает – оп-па, а вот и «ключи» нашлись, вытащены за брелок!