Лолотта и другие парижские истории

Она хотела контролировать в жизни дочери всё – что Виктория ест, с кем встречается, о чём читает. Подаренную отцом книжку Брэдбери изъяла и спрятала, пожалев выкинуть (книг в те годы не выбрасывали), в бельевом отделении шкафа. Думала, что Виктория не посмеет копаться в родительском белье – и та не посмела бы, если бы речь шла не о книжке, отобранной на самом, как водится, интересном месте.

Непонятно, чем маму Наташу так уж напугал невинный Брэдбери – но так или иначе, книжка лежала, задыхаясь, среди маминых лифчиков. Уткнулась обложкой в полуоткрытую – для аромата! – упаковку мыла «Яблоневый цвет». Виктория вытащила книгу, успевшую пропахнуть мылом, и тут же, не отходя от шкафа, впилась глазами в рассказ «Вельд».

Переводчик, между прочим, Лев Львович Жданов, но это, конечно, совпадение.

Мама отняла книгу ровно на том месте, где дети хозяев – названные, как Виктория сразу догадалась, в честь Питера Пэна и девочки Венди – вернулись домой после дня развлечений. «Щёки – мятный леденец». Как же так, расстроилась Виктория, мятный леденец ведь зелёный! Наверное, у них в Америке другие леденцы, жаль, не проверить.

А вот львы в рассказе были такие живые и страшные, что Виктория, сама себя ругая, начала мечтать о такой же детской комнате – чтобы превращалась во всё, что пожелаешь. Разумеется, ей не пришло бы в голову запирать там папу с мамой (поэтому она и ругала себя – за то, что не сочувствует, как того хотели писатель Брэдбери и переводчик Лев Львович Жданов, несчастным родителям, а вместо этого завидует их детям).

«Шуршащая поступь крадущихся хищников» – шепчущими, шипящими звуками Лев Львович Жданов переносил в русский язык таинственную походку льва. «Запах разгоряченных шкур», «шумное львиное дыхание» – так Виктория впервые увидела перед собой живого льва и навсегда полюбила его за силу и красоту.

Спустя многие годы она подсунула «Вельд» своей Марусе. Девочка расправилась с рассказом в минуту – лев за такое время не успел бы даже начать кровавую трапезу.

– Похоже, что автор описывает современную жизнь, – сказала Маруся. – Все эти устройства в их доме, и то, как дети зависят от электронной детской – точно про наше время!

Маруся отлично рассуждала, жаль, что делала она это исключительно при маме. Только мамино мнение её интересовало, только оно и было важным.

Львы напали на дрессировщицу Ирину Бугримову во время выступления, но не тронули святого Даниила во рву. А вот святого Игнатия Богоносца, увы, растерзали, как и Агапия с Фёклой, Адриана, Малха, Прииска и женщину, имя которой неизвестно, а также Германика, десять христиан из Филадельфии, Аттала, Гликерию Ираклийскую, Фелицитату и Перпетую.

Damnatio ad bestias[1], популярный сорт казни в суровые времена. Львы лизали ноги Евфимии Всехвальной, потом пришла медведица – и нанесла великомученице смертельную рану, но медведи Викторию не интересуют.

Грифон, мантикора, сфинкс и химера имеют в своем облике частичку львиной внешности – лапы, тело, голову и хвост. В детских советских мультфильмах львы обладали на редкость мирным нравом – пели песенки с черепахами или отдыхали на море в пляжных купальниках.

– Лев – твоё тотемное животное, – сказала недавно Маруся, глядя при этом в глаза Виктории и пытаясь найти в них удовольствие от услышанного.

Виктория отвела взгляд и улыбнулась, как под пытками.

Десять христиан из Филадельфии, замученная женщина, имя которой неизвестно, не говоря уж о Евфимии Всехвальной, не поняли бы, в чём тут дело.

Нежен стал человек в последнюю тысячу лет. Ох, как нежен.

3

Журналисты всё льют и льют свои тексты на мельницу, то есть, в почту Виктории, добавляют масла в огонь, – а время не стоит на месте, оно, холера такая, вообще не умеет стоять, но только идёт, бежит, проносится, и вот уж близится очередной день сдачи номера, святое двадцать пятое число. Прощальный поцелуй – «Письмо издателя», выспренняя банальность на полстраницы без запятых, но с таким количеством прописных букв, что они бьют в глаза баграми. Виктория меняет прописные на строчные, тушит пафос, уничтожая прилагательные и выпалывая восклицательные знаки – и отправляет «Письмо» автору в подсушенном, причёсанном, и, в общем, приличном виде.

Настаёт царство полной – и временами оглушительной тишины. В такие дни привыкшая к бомбардировке письмами Виктория чувствует себя ненужной, и даже как будто мёртвой – без конца проверяет папку «Входящие» с лицом человека, тщетно пытающегося вытрясти из пустой бутылки капельку воды. Но если туда что и приходит – так это мусорная рассылка, или письма от совсем уж неожиданных, забытых людей.

Воскресенье. Двадцать шестое января. Мама ещё с утра куда-то убежала, и это «куда-то» – не храм божий, и не рынок, как это бывает у других мам. Не догадаешься, где её носит. Виктория проснулась от того, что хлопнула входная дверь.

Маруся, как обычно, у себя в комнате. Ждёт, когда проснётся Виктория.