Лолотта и другие парижские истории

Виктория так сживалась со своей работой, что мучительно переносила пять дней молчания, неизбежно следовавшие за подписью номера в печать. То ли в утешение себе, то ли просто потому, что глаза и мысли не успевали перестроиться в режим отдыха, она находила ошибки даже там, где их не было. «Один непринятый вызов» на дисплее телефона превращался в «Один неприятный вызов» (что, как правило, полностью соответствовало действительности – ей редко звонили приятные люди). Невинные «сосиски в тесте» становились вдруг загадочными «сосисками в тексте». Пять свободных дней напоминали собой пустые пакеты – Виктории нужно было запихнуть в каждый побольше дел, и чтобы они лежали там как можно плотнее. А потом – слава Богу – падали первые капли освежающего дождя после засухи. Модный обозреватель воспевала очередную коллаборацию. Директриса турагентства присылала заметку о Венеции – и «каналах с гандолами». Начавшие ржаветь маховики снова принимались за дело, электронный пинг-понг набирал обороты… Как хорошо, что сейчас эти пустые пять дней выпали на Париж!

Можно не проверять почту – ещё несколько дней там будет пусто, сколько ни жми на папку «Входящие».

Когда добрались до Лувра, полностью стемнело – фиолетовые тучи неслись по небу быстро, как будто куда-то опаздывали. Древние египтяне изображали небо в виде льва, ежедневно пожирающего солнце, как крокодил у Чуковского – так им было проще осознать непрерывность времени. В геральдике лев олицетворяет восходящее солнце – львиная морда с золотой гривой похожа на яростное светило, способное превратить врага в горстку пепла.

Подошли к Лувру со стороны Львиных ворот – и Маруся, давно остывшая после своей истерики, обрадовалась:

– Лёвики, мама! Для тебя специально.

Лувр был, разумеется, закрыт. Он по вторникам не работает.

8

Хочешь любоваться Парижем – научись освобождать его от чужих слов, снимать слой за слоем прилипшие эпитеты, отдирать комплименты, затыкая уши, чтобы не слышать фраз с истекшим сроком годности. Умей видеть за фасадами, отполированными миллионом взглядов, неведомые миру трещины. Львиные морды на чужих дверях крепко держат в зубах кольца – стучите, и вам, возможно, откроют: впрочем, надёжнее знать номер домофона.

Виктория, мама Наташа и Маруся идут по улице без всякой цели. У них нет ни путеводителя, ни карты, да и длинных русских слов – таких, чтобы хватило на игру – не предвидится. Три поколения, три возраста, три самых родных – и самых чужих друг другу женщины. Старшее поколение – Маруся. Жарко ей, наверное, в теплых колготках. И шапку можно было полегче взять.

Среднее – Виктория. Она по жизни везде средняя, это, в общем, удобно, к тому же, в середине никогда не бывает холодно.

Младшее – неутомимая бабушка. Вон как вышагивает – и по сторонам глядит одобрительно. Париж ей впору, нигде не жмёт, «удобно, как в тапочках».

– Давайте здесь пройдём, – предлагает Виктория. Широкая улица носит имя Этьена Марселя.

Чтобы очистить Париж от налипших цитат, которые всплывают в памяти плотными сгустками, Виктория пытается вспомнить, как она была здесь сто лет назад с Иваницким.

Иваницкий имел, по собственному определению, плотное сложение – и когда во сне переворачивался с боку на бок, кровать ходила ходуном. Худенькая Виктория тряслась на своей половине, как будто преодолевала в лодке опасный речной порог. Иваницкий во сне обнимал Викторию, и, удивляясь, открывал глаза – руки не узнавали привычного тела жены но, вспомнив Викторию, он тут же снова засыпал, улыбаясь.

Каждое утро им в номер приносили кофе в белых чашках и круассаны в корзинке.

За стеной вечером начинала негромко смеяться женщина – наверное, радовалась тому, что живёт в Париже.

…– Мы так и будем гулять, или что-нибудь посмотрим? – мама Наташа не выдержав общего молчания, расколола его своим вопросом, как грецкий орех в двери.

– Вон там какой-то памятник! – примирительно сказала Маруся.

Памятник, действительно, был – да ещё и на коне.

Пляс де Виктуар.

Площадь побед.

– Твоя площадь, мама!

Ни льва, ни Египта здесь нет – площадь побед небольшая и круглая, как блюдце. Если бы Виктория заглянула в путеводитель, то узнала бы, что на этом «блюдце» знаменитый архитектор Мансар впервые опробовал оригинальное решение – мансарды. Шесть улиц бегут от площади прочь, как мама Наташа каждый вечер убегает от разговора – или просто общения – с дочерью. Король-солнце – верхом на коне.

– Интересно, как там Изя? – вздыхает мама Наташа.

– Я есть хочу, – сообщает Маруся. Она всегда голодна, это правда – удивительно, что при таком бесперебойном питании (если менять еду, Маруся может есть постоянно – как собака), она остается стройной.

– Счастливая кость! – сказала однажды мама Наташа.

Удивительное слово – «мама». Такое большое, широкое, тёплое, но никаких других слов из этих букв не составишь.

А из слова «мать» получаются «мат» и «тьма».