Ломбард в Хамовниках

– Барышня, – негромко произнес он. – Соедини меня с Большим Гнездниковским. Да нет, дом номер восемь. Это МУУР, где мурки сидят. – Он откинулся назад и захохотал. – Это уголовный розыск? Мне нужен господин Трепалов. Как его зовут, Александр Максимович? Нет на месте? Ладно, тогда обязательно передайте ему, что звонил Сабан, не кабан, а Сабан. Точнее, Сафонов Николай Михайлович. Я взял его девку Клашку и чубатого легавого Андрюшку. Отведу их в такое место, что век не сыщешь. Это ему за Капитана. Готов обменять их на моего Капитана. Пусть ждет от меня другие подарки и не обижается. Так и передайте. – Он довольный снова захохотал и повесил трубку.

Из зала Сабан прошел к коридору и возле лестницы столкнулся с Гришкой-Отрыжкой. Сабан не стал его даже приветствовать. Схватил за руку, оттащил к кадке с пальмой.

– Где вы торчали столько времени? Где Зюзюка? – злобно начал он. – Я жду вас уже целый час!

– Да мы на поминках сидели. Сегодня седьмой день. Ты забыл? На похоронах не пришел, на поминки не явился?! – Гришка недовольно отдернул руку. – Уж больно важный ты стал, Николай Михайлович, барина из себя корчишь. Парни недовольны. Отделяешься. Беленький, да? – Отрыжка напыжился.

– Ну ты, не очень на поворотах, я сюда что, на блины пришел? У меня договоренность с приезжим.

– Да нет твоего приезжего, его легавые взяли.

– Врешь, мне сказали, что он убежал с Лубянки. Он мне уже звонил и пароль назвал. Встретим его завтра на блатхате у мадам и проверим.

– Ладно, Сабан, но ребята на тебя в большой обиде, – упрямо закрутил головой Отрыжка. – Ты нас избегаешь, брезгуешь? Они там сидят, тебя ждут, поедем? Боюсь, что могут припереться сюда и тогда такой шмон здесь устроят…

– Ну, завыли пристяжные. У меня есть дела поважнее. А вы там все у мадам Савостьяновой?

– Конечно, тебя одного ждут. Пойдем?

– А где Зюзюка?

– Он наверх поперся. Тебя искать. Швейцар сказал, что ты в апартаментах с молодыми людьми развлекаешься, – усмехнулся Отрыжка, – и тебе надо помочь.

– У падла старая! Устрою я ему сегодня кровавую баньку! – Сабан скрипнул зубами. – Мое терпение лопнуло.

– А что случилось? – Взгляд у Отрыжки стал настороженным, как у лисы, и губы стянулись, стали похожи на две бритвочки. – Пришить его?

– Я сам!

– Так давай.

– Подожди ты! Там, в апартаментах. – Сабан прислонился к уху Отрыжки и горячо зашептал: – Двое легавых. Парень и девка. Мне их швейцар подсунул. Их надо взять с собой.

– А может, на месте? – Отрыжка вытащил револьвер и пару раз крутанул обойму.

– Нет-нет. Они многое знают. Парень рассказал мне о ломбарде в Хамовниках, он якобы там работает, а его девка вроде из банка. Надо разобраться, прощупать их сперва. Девку возьмешь ты, она в твоем вкусе, сладенькая, а парнем займусь я. А теперь давай наверх, помоги Зюзюке. Тащите их вниз. Я буду ждать вас на улице.

– Они вооружены?

– Конечно. У каждого револьвер.

Подобное предложение не вызвало прилива энтузиазма у Отрыжки.

– И у девки есть оружие? – насупился он.

– Она взяла мой револьвер, – усмехнулся Сабан. – Вот ты его отберешь.

Отрыжка надулся, обдумывая сказанное. Перспектива встретить пулю его не очень устраивала. Хитрый Сабан, его отправляет в засаду, а сам убегает.

– Ты не волнуйся, кореш. Да, она взяла мой револьвер. Но не умеет с ним обращаться. И ты не стреляй. В крайнем случае бей по ногам и тащи вниз. Зюзюка поможет взять парня. Торопись, иначе легавые могут нагрянуть сюда. Я позвонил их начальнику Трепалову, сказал, что отомстил за Капитана, ха-ха. Давай, наверх! Сейчас я кликну Пашку, он вам подсобит.

Сабан быстро спустился по ковровой дорожке вниз. Из гардероба ему навстречу выбежал швейцар в ливрее.

– Николай Михайлович, уже уходите, как жаль…

– Что же ты, старая вошь, задумал меня обмануть?! Да?! – Сабан двумя руками схватил старика за горло. – Это ты сказал, что легавых здесь нет, ты?! Признавайся!

– Да нет, я не хотел, вы не так поняли…

– Ты меня не предупредил, гад, я же говорил, что не прощаю такие шутки.

Старик пытался еще что-то произнести, но мощные жилистые руки Сабана все сильнее сжимали ему горло, перекрыли дыхание. Говорить он уже больше не мог. И наконец-то Сабан увидел то, чего так жаждал: посиневшее лицо, вываливающийся язык… Именно этих ощущений ему не хватало для разрядки. Он чуть расслабил руки, отпустил, дал старику глоток воздуха и снова сжал. Тот уже ничего не соображал, не мог слова произнести, ноги его не держали, от удушья глаза вываливались из орбит. И Сабан, вытащив правой рукой из-за спины небольшую стальную финку, с силой вонзил ее в дряхлеющее горло. И рванул.

Кровь брызнула во все стороны. Он не рассчитал удар, и ему налицо попали красные капли.

– Тьфу ты, зараза! – выругался он, вытер шелковым платком щеки и отбросил от себя старика. Швейцар тотчас завалился на ковер, орошая все кругом кровью. – Испачкал мне весь костюм, параша!

От входных дверей к Сабану бежал парень в картузе. Он схватил завалившегося старика за ноги и, оставляя на ковре и белом мраморе подтеки крови, оттащил его в гардеробную.

– Что будем делать, Николай Михайлович?