Ломоносов

Вот как описывал Ломоносов свое тогдашнее душевное состояние многие годы спустя: «С одной стороны, отец, никогда детей кроме меня не имея, говорил, что я, будучи один, его оставил, оставил все довольство (по тамошнему состоянию), которое он для меня кровавым потом нажил и которое после его смерти чужие расхитят. С другой стороны, несказанная бедность: имея один алтын в день жалованья, нельзя было иметь на пропитание в день больше как на денежку хлеба и на денежку квасу, прочее на бумагу, на обувь и другие нужды… С одной стороны, пишут, что, зная моего отца достатки, хорошие тамошние люди дочерей своих за меня выдадут, которые и в мою там бытность предлагали; с другой стороны, школьники, малые ребята, кричат и перстами указывают: смотри-де, какой болван лет в двадцать пришел латине учиться!» [19]

Нельзя сказать, что перспектива жить своим домом с молодой красивой женой не прельщала Ломоносова. Конечно, здорового красивого парня привлекали женщины, ему хотелось и самому одеться получше, и покрасоваться перед окружающими… Да и кругом было много соблазнов! Но приходилось себя сдерживать. Чтобы свести концы с концами, приходилось Михайло и подрабатывать: рубить дрова, носить тяжести, а порой и читать псалмы над небогатыми покойниками, семьи которых не могли себе позволить нанять для этой цели церковнослужителя. Ломоносов писал: «Обучаясь в Спасских школах, имел я со всех сторон отвращающие от наук пресильные стремления, которые в тогдашние лета почти непреодоленную силу имели».

Конечно, соблазнов в Москве было много!

В то время это был город контрастов: роскошь и нищета, благолепие и криминал – все было перемешано. Славяно-греко-латинская академия располагалась совсем близко к Кремлю, но с другой стороны ее окружали районы вовсе не благополучные.

Бок о бок с Кремлем, там, где ныне Манежная площадь, шумел грязный Толкучий рынок, где сновали продавцы всевозможной ароматной снеди, девушки с букетами полевых цветок или лукошками земляники, и тут же рядом – перекупщики краденого, старьевщики… По другую сторону от Кремля располагались Торговые ряды, а за ними – вонючее Зарядье, некогда процветавший купеческий район. Пришел он в упадок из-за прихотей Петра Великого: по приказу царя были сооружены земляные бастионы, перекрывшие стоки воды в Москва-реку. К тому же в Зарядье располагалась та часть торга, где продавали скот и птицу, и из-за их помета в воздухе стоял смрад, доходивший и до Заиконоспасского монастыря.

Процветал в Москве и криминал. Шайки воров безжалостно обчищали зазевавшихся прохожих, а ночью так и вовсе опасно было на улицу выходить – не только ограбят, но и зарежут. Собирались разбойники под Каменным мостом, иначе называвшимся Всесвятским – у устья Неглинки. Там они делили награбленное, там решали свои воровские дела. От того места до Спасских школ – пешком полчаса.

И в таком вот окружении на Красной площади действовал публичный театр для людей низкого звания – «Комедийная храмина». Там выступала немецкая труппа, ставившая переводы пьес Мольера, Кальдерона и других знаменитых европейских драматургов. Драму обыкновенно разделяли на 12 действий, которые делились на несколько явлений или сцен. В антрактах представляли шутовские интермедии, в которых не скупились на пощечины и палочные удары. Из-за этих вставок пьесы растягивались очень надолго. Одна пьеса могла идти целую неделю. Если заводилась у молодого Михаила лишняя копеечка – мог и он позволить себе полюбоваться театральным действием.

А в праздники на Красной площади ставилось множество ларьков и палаток, где и угощение продавали, и народ веселили. Особенно популярны были кукольные представления с участием незадачливого Петрушки.

В такие дни москвичи, одевшись получше и почище, выходили на прогулку. А знатные люди, разряженные сверх меры, проезжали по Красной площади в каретах. Это был своеобразный показ мод: собравшийся народ открыто обсуждал, кто как одет и причесан, какие на ком украшения, у кого выезд богаче и рысаки лучше.

Манера одеваться москвичей сильно отличалась от северной. Там сохранялись в значительной степени еще старые русские моды, а москвичи и москвички предпочитали одеваться по-новому: красавицы наряжались в декольтированные платья с круглым кринолином. Женские станы теперь плотно перехватывали жесткие корсеты, получившие в России название «шнурование». Шнурование не позволяло даме сутулиться и делало талию тонкой. Облик придворных щеголих завершали пудреные прически. Порой это свои волосы, но чаще – парики из волос, купленных у крестьянок. И мужчины, и женщины в то время густо румянились и сурьмили брови. Пользовались духами: в ходу были гулявая, то есть розовая вода – женственный аромат, зорная вода – на листьях горьковатого любистока, острый, мужской аромат и мятная настойка, по другому называемая «холодец».