Ломоносов: к 275-летию со дня рождения

Было ясно, что Коперник положил начало широкому процессу, ставившему под угрозу не только букву Священного писания; его идеи были наиболее демонстративной, но отнюдь не единственной частью нового представления об универсуме, которое развертывалось в трудах по земной и небесной механике. Наука не оставляла в едином универсуме с естественными явлениями и законами места для сверхъестественного; исключением являлся лишь божественный импульс.

Глубоко веря в науку, прилагая огромные усилия для ее распространения, подготовки специалистов, способных работать над важнейшими ее проблемами, совершенствуя методы и принципы научного исследования, Ломоносов не воздвигал непроходимой стены между наукой и обыденным сознанием, здравым смыслом. У него нет ни тени пренебрежения к знанию и опыту людей, не имеющих непосредственного отношения к науке. Наоборот, отдавая им должное, он с готовностью использовал их знания. Это видно из «Прибавления второго...» к «Краткому описанию разных путешествий по северным морям и показанию возможного проходу сибирским океаном в Восточную Индию». Ломоносов написал его «по новым известиям промышленников из островов американских и по выспросу компанейщиков, тобольского купца Ильи Снигирева и вологодского купца Ивана Буренина» (3, 6, 507).

Наука, по представлениям Ломоносова, глубоко демократична, лишена малейшего налета элитарности: пути в нее открыты для всех, ее результаты благотворны для всего общества, включая самые широкие слои народа; мыслительная деятельность в сфере науки не противопоставляется мышлению людей, занятых практической деятельностью. Нет ни избранных социальных слоев, ни народов, способных заниматься лишь наукой, она является всеобщим достоянием.

В XVIII в. латынь перестала быть единственным языком науки. В России у сторонников русского научного языка было немало забот. Прежде всего вставал вопрос о возможностях русского языка. Среди современников Ломоносова не было другого человека, который бы разрешал его с таким талантом и энтузиазмом.

По мнению Ломоносова, существование русского языка в течение многих столетий, широкая его распространенность уже свидетельствуют о его жизнеспособности; о степени его развития говорит многовековая письменность. Такой язык может справиться с новой культурой.

Для утверждения русского научного языка требовалась особенно большая предварительная работа по созданию русской научной и научно-технической терминологии. Ее выработка — заслуга ученых XVIII в., прежде всего М. В. Ломоносова.

Создавались первые на русском языке руководства и учебники по механике, математике, естественной истории и т. п. Его ученики и последователи продолжали поддерживать позиции русского языка.

Н. Поповский в «Речи, говоренной в начатки философических лекций при Московском университете» заявлял, что «нет такой мысли, кою бы по Российски изъяснить было не возможно» (32, 173). В XVIII в. часто повторяли слова Ломоносова о красоте и выразительности русского языка. Несколько раз вспоминает о них Н. Г. Курганов в своеобразной популярной энциклопедии «Книга письмовник». Их приводил Данило Самойлович, выступая за издание медицинской литературы на русском языке. С известной прозорливостью Данило Самойлович предлагал знакомить иностранцев с литературой, написанной «на том языке, который со временем будут ценить европейские ученые» (86, 40).

Время окончательно решило спорные вопросы о том, можно ли допустить в стране развитие науки, способен ли русский народ дать ученых, равноценных иноземным. Россия присоединилась к ускоряющемуся бегу мировой науки.

С годами в русском обществе росло признание утилитарного назначения наук. Развитие их отвечало потребностям прогрессирующих в стране начатков капитализма. Практическая заинтересованность в науке возникала у более широких кругов деловых людей, вовлекаемых в производство, торговлю. Социологическая закономерность — контакты растущего капитализма с наукой — отчетливо прослеживается и в России второй половины XVIII в. Появился особый тип пропагандиста науки — промышленники и торговцы, отставшие на десятилетие от своего теоретического предшественника Ивана Посошкова, который написал в 1720—1724 гг. экономический трактат «О бедности и богатстве», где доказывалось, что экономическое процветание государства самым тесным образом зависит от степени просвещенности его населения.