Ломоносову, еще ученику Славяно-греко-латинской академии, открывается мир античной литературы. Основательное знание истории видно в его теоретических работах и поэтических произведениях. Серьезно изучая античность, он с еще большим интересом относится к новой европейской культуре, к современной ему литературе стиля барокко и возникающего классицизма, которую он читает, пользуясь знанием немецкого, французского, английского, итальянского, польского языков.
Формирование немецкого классицизма происходило, что называется, у него на глазах — будучи в Германии, он внимательно следил за теоретической и литературной деятельностью И. Готшеда, лидера нового направления. Французский классицизм ему знаком по произведениям Мольера, Расина, Вольтера. В первой половине XVIII в. едва ли не самой популярной в Европе была итальянская поэзия, выдержанная в прецизиозно-барочном стиле «маньеризма». Итальянская поэзия занимала одно из первых мест в сохранившихся библиографических списках Ломоносова, составленных для заказа нужных ему книг (см. 9, 31). Но к «маньеризму» он отнесся отрицательно. В «Кратком руководстве к красноречию» (§ 130) учащимся рекомендуется не следовать «нынешним италианским авторам, которые, силясь писать всегда витиевато и не пропустить ни единой строки без острой мысли, нередко завираются».
Языковедческие, литературные и исторические исследования Ломоносова побуждают его следить за скандинавской литературой, которую он читает преимущественно на латинском и немецком языках. Он собирается изучить шведский язык, как, впрочем, и ряд других европейских языков — испанский, португальский, ирландский, голландский, датский. Расширяя круг известных ему языков, он, кажется, хочет пополнить их число и арабским. По крайней мере он очень интересуется сборником арабских поэм, изданных в Лейдене в сопровождении латинских переводов, и проспектом издания «Истории Египта» Абдаллатифа, которое готовил английский ориенталист Томас Хёнт, намеревавшийся опубликовать арабский оригинал наряду со своим латинским переводом (см. 9, 56; 59).
Исследования Ломоносова в области языкознания напоминали по своим методам работу ученого-естествоиспытателя: наблюдение над речевой практикой, элементы сравнительного анализа грамматик различных языков, классификация лексического материала. С наукой он сближал всю сферу словесности. Новый этап в развитии отечественной литературы создается, по его представлениям, в результате замены старых норм новыми, рациональными, придающими законосообразность, точность и общезначимость словесным произведениям. Вводимые нормы должны быть логичными, необходимость их доказанной, лишь тогда они смогут придать словесному творчеству рациональную упорядоченность. Нормативизм, несомненно, присущ реформаторской деятельности Ломоносова.
Писателю, ритору нужна хорошая обученность и, кроме того, осведомленность о состоянии современного ему научного знания. Для приобретения словесного искусства, по Ломоносову, «требуются пять следующих средствий: первое — природные дарования, второе — наука, третие — подражание авторов, четвертое — упражнение в сочинении, пятое — знание других наук» (3,
Сфера словесности утверждалась на тех логикотеоретических и онтологических представлениях, связанных с наукой Нового времени, которые поддерживались и развивались самим Ломоносовым. В пределах словесности не допускалось даже намеков на «потаенную силу», явления сверхъестественного порядка. Здесь не должно быть места пережиткам номиналистических представлений — «якобы в познании имен содержалось познание самых вещей...» (3,