Ломоносов в русской культуре

Основные принципы отбора текстов о Ломоносове, которым мы следовали, не пытаясь исчерпать огромный материал, таковы. Во-первых, в качестве наиболее устойчивых элементов образа Ломоносова мы рассматривали те, которые бытовали в разных жанрах и на протяжении значительного времени, приобретая в культуре статус топосов. Во-вторых, мы не делали различий между текстами, создававшимися дилетантами и профессионалами, графоманами и подлинными поэтами, мыслителями, учеными: если некоторый образ претендует на универсальное значение в культуре, он должен обнаружить себя на всех ее уровнях1. В-третьих, мы не придерживались хронологического порядка, т. к. не ставили перед собой задачу показать процесс исторического формирования и развертывания образа Ломоносова, ограничившись описанием базовых параметров его структуры и при этом стараясь охватить материал, относящийся ко всем эпохам его бытования: времени Ломоносова и его младших современников (1), его литературных потомков, вплоть до Пушкина и Гоголя (2); далее до конца империи (3) и советского периода (4); основное внимание мы старались уделить XIX веку, когда ломоносовская тема оформилась в полной мере.

***

Материалы данной работы использовались нами в курсах лекций, читающихся на филологическом факультете Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова, и в докладах на научных конференциях «М. В. Ломоносов: актуальные проблемы изучения жизни и творчества» (филологический факультет МГУ, 2010), «Ломоносовские чтения» (филологический факультет МГУ, 2011), «Ломоносов и русская культура» (филологический факультет МГУ, 2015) и др. Значительная часть текста книги напечатана ранее (Ивинский 2011; Ивинский 2014; Ивинский 2015, Ивинский 2015а).

***

При оформлении обложки книги использована фотография Заиконоспасского монастыря из альбома, составленного Н. А. Найденовым (Москва: Соборы, монастыри и церкви. [Вып.] 1. М., 1883. №14).

Петр, Елизавета, империя

В основе ломоносовской темы – соотнесенность с петровской, елизаветинской, в меньшей степени екатерининской, иногда и со всей обозримой историей династии, напр.:

Под камнем сим лежит певец преславный Россов.
Гомеру, Пиндару подобный Ломоносов:
Епическим стихом прехвально возгремел
Великого ПЕТРА число великих дел;
И к удивлению всего пространна света,
Воспета лирою его ЕЛИСАВЕТА:
Но, к сожаленью, смерть тогда его взяла,
Когда бы свидетелем он был гремящей славы
Премудрой Матери Российския державы
И воспевал Ея божественны дела

(Трутень: Еженедельное издание. 1769. С. 160; о рифме Россов – Ломоносов

см.: Модзалевский 2011, 158—165).

Мотив Петра-камня здесь почти каламбурно связывается с темой могилы Ломоносова («под камнем сим»); в игру с семантикой имени первого императора может вовлекаться петербургская тема, напр.:

Он был положен в край высокой дамбы,
Туда, где приставали корабли,
Туда, где сжали каменные ямбы
Неровный край болотистой земли.

<…>

Суровый Ломоносов приходил
Сюда на берег. Каменные руки
Уперши в камень, он не находил

Ему потребной фразы. В тишине

Из-за высоких тростников вставала
Луна. Ночь бормотала в полусне,
И каменное сердце трепетало

(Андреев 1947, 33—36).

Каменный город, «каменные ямбы» Петра уже построены, явлены; каменный поэт не находит нужных слов и трепещет перед фантасмагорией ночи: взгляд со стороны уже завершенного, но все еще эмоционально не исчерпанного петербургского опыта русской истории. В пределах его слово было послушным разуму и вдохновению, и поэту иногда приписывались сверхвозможности: так, Ломоносов не только прославляет монархов, но и воплощает в своей деятельности их мечту и одухотворяет историю империи: