Ломоносов. Всероссийский человек

И там, на отдаленных планетах, действуют те же законы природы – “равна сила естества”. Каковы же они – “где ж, натура, твой закон”? Тут Ломоносов переходит к своей теме – северному сиянию; причины этого атмосферного явления занимали его как физика, у него были собственные мысли на сей счет, и им, естественно, нашлось место в стихах. Казалось бы, все это должно вредить чисто поэтической стороне. Однако происходит настоящее чудо: четыре строфы занимает краткое изложение и обсуждение научных гипотез – и в них обнаруживается мощная и утонченная поэзия. Притом гипотезы эти высказаны настолько четко, что спустя десятилетие Ломоносов, доказывая свой приоритет в деле изучения атмосферного электричества, будет ссылаться на “Вечернее размышление…”:

Там спорит жирна мгла с водой;
Иль солнечны лучи блестят,
Склонясь сквозь воздух к нам густой;
Иль тучных гор верхи горят;
Иль в море дуть престал зефир,
И гладки волны бьют в эфир.

Все очень точно и конкретно: например, “эфир” для Ломоносова – это не то, что для Пушкина (“Ночной эфир струит зефир…”) – не красиво титулованный воздух, а особого рода “тонкая материя”, в существование которой верили современные Ломоносову физики. Но как при том красивы эти “тучные горы”, эта “жирная мгла”, с каким сладострастием заставляет Ломоносов русский язык отражать свои естественнонаучные представления!

Не ограничиваясь северным сиянием, Ломоносов вываливает на “премудрых” (на своих собратьев по “премудрости”) целый ворох вопросов:

Скажите, что нас так мятет?
Что зыблет ясный ночью луч?
Что тонкий пламень в твердь разит?
Как молния без грозных туч
Стремится от земли в зенит?

Ломоносова, ученого и поэта, “мятет” огромность и неизученность мира. Восхищаясь, но и робея, смотрит он на этот безграничный мир и думает о Том, Кто его сотворил. Парное стихотворение – “Утреннее размышление о Божием Величестве” – проникнуто, напротив, мажорным духом. В начале появляется образ солнца, которое для Ломоносова, так же как звезды, – не абстрактное “светило”. Ни одной минуты не забывает он, что есть солнце с точки зрения физики – “горящий вечно Океан”, – и это знание умеет переживать поэтически:

Там огненны валы стремятся
И не находят берегов,
Там вихри пламенны крутятся,
Борющись множество веков;
Там камни как вода кипят,
Горящи там дожди шумят.

Но если “Вечернее размышление” – в первую очередь, о необъятности и сложности “натуры”, а уже потом – о Боге и человеке, то в “Утреннем…” – важнее второе. И о солнце поэт говорит лишь затем, чтобы дальше написать:

Сия ужасная громада
Как искра пред тобой одна.
О, коль пресветлая лампада
Тобою, Боже, возжена
Для наших повседневных дел,
Что Ты творить нам повелел…

В общем, ничего нового – Вольф тоже считал, что вся вселенная существует “для наших повседневных дел”, но у его ученика эта мысль стала звучать дерзко и потому – поэтично. Солнце – “лампада”, которую Бог зажег, чтобы освещать ею повседневные ученые труды адъюнкта Ломоносова. Помоги же мне быть достойным этого дара, говорит тот:

Творец! Покрытому мне тьмою
Простри премудрости лучи
И что угодно пред тобою
Всегда творити научи,
И, на твою взирая тварь,
Хвалить тебя, бессмертный царь.