Ломовой кайф

Правда, постоянной утехой это для Полины не стало. Через какое-то время, отойдя от восторга, она полюбовалась на свою несчастную исполосованную попу и решила никогда-никогда так больше не делать. Но зато теперь она знала, чего именно надо добиваться, когда играешь сама с собой. Пожалуй, именно это и стало главной причиной того, что, учась в университете, Полина уже гораздо меньше переживала по поводу своих неудач на ниве отношений с юношами. Да, ей и там доводилось комплексовать, и там были ловкие разлучницы, уводившие у нее потенциальных возлюбленных, но Полина, понервничав немного, убеждала себя в том, что такие, которые бегают за каждой юбкой, ей не нужны, да и вообще сейчас не то время, чтобы заводить шашни, — учиться надо. В конце концов, можно и без мужика обойтись…

Если бы то самое зеркало, перед которым Полина сама себя высекла, имело свойство воспроизводить то, что в нем отражалось на протяжении пяти лет ее учебы в универе, у бедных родителей небось глаза на лоб полезли бы. По крайности они бы взяли Полину под белы ручки и отвели к психиатру. Чем она только не забавлялась, запираясь в комнате! Причем не только тогда, когда никого дома не было, но и тогда, когда мимо этой двери то и дело проходили родители и братец.

Потом Кося «сосватал» сестрицу с Зубом и прочими, комплексы как ветром сдуло, а зеркало все свои тайны сохранило. Однако именно тогда, хотя Полине, особенно в подвыпившем состоянии, нравился бесшабашный угар бандитской компании — там групповуха была в порядке вещей! — у нее опять появилось затаенное желание. Но уже не быть выпоротой, а, напротив, самой отхлестать мужика или бабу. Тем более что Зуб и прочие форафоны-паваротти — царствие им всем небесное! — обходились с ней в общем и целом как с дармовой подстилкой, особо не церемонясь. И бабы в той компашке — лярвы из лярв! — тоже не раз ее оскорбляли и даже плюхи отпускали. Вот на них всех Полина и копила злобу. Отстегать Лизку у нее не получилось, но зато весной, когда у Полины проявилась таинственная сила, позволяющая управлять людьми, она отвела душу на тех безымянных жлобах, которые и сейчас, возможно, гниют где-то на территории заброшенной войсковой части.

А вот теперь, когда Тараны угодили под ее полный контроль, можно было реализовать любое свое желание.

ИСПОЛНЕНИЕ ЖЕЛАНИЙ

В общем, Полина решила уже сегодня, то есть этой ночью, осуществить целиком и полностью три свои самые тайные и сладкие мечты. Во-первых, выпороть бабу

— мужиков она уже порола и повторяться не хотела. Во-вторых, посмотреть со стороны, как баба порет мужика — это казалось ей более интересным, чем пороть самой. Ну а в-третьих, она хотела, чтобы ее выпорол мужик. Соответственно, Полина распределила и роли в своем «спектакле». То есть вначале она должна быть палачом, а Надька — жертвой, потом Надька — палачом, а жертвой — Юрка, наконец, Юрка станет палачом, а жертвой станет сама Полина. Все поровну, все справедливо.

— Просыпайтесь, детишки! — сказала она вслух. Юрка и Надька мгновенно открыли глаза и сели.

— По-моему, — объявила Полина, немного кривляясь, — мы позабыли сделать одно очень важное дело!

— Какое? — в один голос спросили Надька и Юрка, хотя Полина такой синхронности не планировала.

— Мы забыли наказать двух очень плохих девочек и одного очень плохого мальчика. Разве не так?

— Да! — воскликнула Надька. — Я очень-очень плохая и очень глупая девочка. И за это меня надо наказать. Мамочка, я больше никогда не буду-у! Прости меня, пожалуйста!

«Мамочка», то есть Полина, бесшумно продиктовавшая Надьке эту покаянную речугу, произнесенную писклявым голосом Пятачка из советского мультика, сделала строгое лицо и грозно произнесла, понизив голос до контральто:

— Да, я прощу тебя, дочь моя, но прежде ты должна быть наказана. Ибо сказано в Писании: «Кто обходится без розги, тот губит ребенка!»

Полина, конечно, уже подзабыла, что на самом деле было сказано в Писании, ибо последний раз заглядывала туда, еще обучаясь на философском факультете, а процитировала свою тезку тетю Полли из «Приключений Тома Сойера».

— Мамочка! Я больше не буду-у! — старательно ныла Надька. — Я боюсь, это же больно-о!

— Юрик, подай-ка мне ремень! — железным голосом потребовала Полина.

Таран поспешно выдернул ремень из своих шикарных белых брюк и подал его повелительнице.

— А теперь сдвинь вместе четыре пуфика, чтоб эта маленькая дрянь могла улечься. Быстро! — И Полина, любуясь собой, свирепо хлестнула ремнем по воздуху.

Юрка торопливо сооружал из мягких, обитых шелком пуфиков подобие скамьи для экзекуций, а Надька вполне натурально хныкала и даже слезы по щечкам размазывала.

— Ну, — грозно помахивая ремнем, повелела Полина, — ложись, мерзкая девчонка! Голову между колен! Юрик, сядь ей на ноги!

Надька улеглась животом на пуфики, просунула голову между ног Полины, а руками крепко обняла ее за колени. Таран уселся Надьке на лодыжки, придавив их к пуфику.

— Кайся, грешница! — возгласила Полина голосом какой-то средневековой аббатисы. — И прими наказание во искупление грехов своих!