Ломовой кайф

Но это все, так сказать, преамбула. Ни Юрка, ни Топорик не знали, кто перед ними там, у вертолета, хотя это были ребята в российской форме. Тем не менее без колебаний стали их мочить. Точно так же, как братья-славяне, засевшие на речке, собирались спокойно расстрелять приплывших на катамаране людей и забрать деда Магомада, за которого им и пообещали энные суммы в дойчмарках. Четверо остались при вертолете, а другая четверка пошла на дело. Один высматривал, пока его Милка не срезала, а трое с оптикой на стволах сидели в зеленке. С остальными уже все ясно: Карлуша летит на положении военнопленного, но без соответствующего статуса, один, разбившись в лепешку, вялится на камнях, а трое отдыхают на полянке. Между тем именно те трое снайперов, которые и должны были перещелкать группу Ляпунова, почему-то остались живы. Правда, сейчас им сильно хреновенько. Втроем, в российской форме и на той территории, которая фиг знает кем контролируется. Деньги, ясное дело, накрылись медным тазом, жратва осталась в вертолете, а кругом — все враги. Последнее чувство Юрке было очень хорошо знакомо. Никому не пожелаешь испытать это тоскливое ощущение затравленности.

Но в общем и целом эти самые славяне ничем не хуже его, Юрки, и всех остальных «мамонтов». Они все наемники, которых отправили убивать и умирать ради чьих-то частных интересов. Кому-то и чем-то очень интересен или опасен Магомад, точнее, та информация, которую содержит его память. Что там может быть, в этой седой голове, какие супертайны? Таран даже поразмышлять об этом боялся…

Ольгерд тоже выглядел абсолютно равнодушным, хотя Юрка догадывался: нет на душе у него никакого спокойствия. Теперь, после того, как он выполнил свои обязательства перед «мамонтами», а заодно обманул надежды тех, чьи интересы представляла группа Предрага, «пан Сусанин» стал никому не нужным человеком, лишился всех козырей, и с ним могут сделать абсолютно все. К тому же он много узнал, и жестокая логика «больших людей» может посчитать, что Ольгерд лишний на этом свете. А заодно и отказаться выручать его семью

— зачем лишний риск и нервотрепка?

Неужели Птицын может на такое пойти? Не верилось. Но Птицын — это Тарану уже давно было ясно — всего лишь приводной ремень, раскручивающий маховик боевой машины МАМОНТа. А есть еще мотор, на шкиве которого и крутится этот приводной ремень. Без этого мотора Генрих — всего лишь отставной полковник с казенной пенсией. Так что и судьбу Ольгерда будет решать вовсе не Птицелов, и что делать с немцем, тоже будет определять высшая инстанция, и, наверное, насчет Магомада и его информации будут думать там же.

— Вон оно, — сказал Магомад, указывая куда-то вперед, в лобовое стекло вертолета. — Сейчас, когда вправо повернем, будет лучше видно.

Действительно, когда Топорик, плавно облетев небольшой утес, вывернул вертолет вправо, внизу показалось село, уступами спускавшееся по склону горы к реке, бурлившей под бетонным мостом. Подальше скот какой-то пасся, на обложенных камнями террасах какие-то тетки тяпками орудовали — наверное, огороды пололи. Поднимали головы, поглядывали.

— Небось чабан уже двустволку заряжает? — поинтересовался Топорик.

— Теперь, после прошлого года, ему «СКС» выдали, — скромно отозвался старик. — Хороший карабин, кучнее «Калашникова» бьет, жалко, патронов только десять и очередями не стреляет.

Порадовав Топорика этим сообщением, Магомад указал пальцем на небольшую ровную площадку поблизости от моста, на левом берегу реки.

— Вот там садись, дорогой. Там уже трава скошена. И вообще это моего брата луг.

Топорик послушно повернул вертолет влево и начал снижаться. А Магомад, глянув вправо, увидел пылящий по дороге «УАЗ-469» и востороженно воскликнул:

— Иншалла! Брат едет!

Вертолет перелетел полосу кустов, росших у берега реки, и завис над лугом. Топорик стал осторожно сбрасывать обороты, и через несколько секунд «двушка» мягко встала колесами на выкошенный луг. «Уазик» в это самое время на большой скорости пересек мост, проехал наиболее крутой участок насыпи, а затем лихо спустился с дороги и, подпрыгивая на ухабах, покатил через луг к вертолету.

— Э, открывай дверь! — нетерпеливо воскликнул Магомад. — Я три года брата живым не видал, только по телефону говорили…

— Лесенку-то дай поставить, Хасаныч! — воскликнул Ляпунов, но Магомад, едва открылась дверца, выпрыгнул на траву и побежал навстречу «уазику». Автомобиль тормознул, не доехав несколько метров до вертолета, и из-за его баранки выпрыгнул немолодой, но явно помоложе Магомада усатый гражданин в серой папахе, камуфляжных штанах, заправленных в юфтевые сапоги, и белой рубашке с галстуком. На ремешке через плечо у него висела пластмассовая кобура со «стечкиным», а к поясу был пристегнут футляр с рацией.

— Ассалам алейкум, Магомад!

— Ваалейкум салам, Алим!