Лондон

Место было тихое. Там, где стена изгибалась, стоял большой бастион, но ныне он пустовал. Выше закруглялся склон восточного холма, пока не достигал стены, чем превращал этот участок побережья в закуток, напоминавший естественную открытую сцену. По склонам расхаживали во́роны, как будто ждавшие в тишине начала некой пьесы.

Женщина, оказавшаяся здесь в полном одиночестве, взглянула на высившуюся перед ней городскую стену. Та, безусловно, заслуживала восхищения. Светлый песчаник, доставленный вверх по реке из Кента, был аккуратно уложен, образуя фасад. Середка, достигавшая в основании почти девяти футов в толщину, была заполнена камнем и известковым раствором; для пущей же прочности на весь поперечник уложили по два-три слоя красной черепицы через каждые три фута. В итоге возникло отличное сооружение футов двадцати высотой, опоясанное вдоль тонкими красными полосами.

И вдруг с непрошеной, ужасающей и абсолютной ясностью до Мартины дошло, что она вовсе не счастлива, а жизнь ее превратилась в тюрьму.

Но даже с таким пониманием можно было бы влачить ее неопределенно долго, когда бы не Секст.

Сперва его домогательства возмутили Мартину, однако она задумалась. Ей были известны другие девушки, имевшие немолодых мужей и тайно принимавшие любовников. Секст не унимался, и что-то в ней сдвинулось. Возможно, дело в возбуждении, а может статься, ей просто хотелось избыть печаль, но мало-помалу она позволила мысли сформироваться. Не завести ли и ей любовника?

Именно тогда в ее размышления прокрался Юлий.

Дело было не только в мальчишеской живости, ясных голубых глазах и очевидных физических достоинствах. Причиной являлся его слабый солоноватый запах и то, как пригибались в труде могучие юные плечи, а также пот, блестевший на руках. Единожды допустив эту идею в сознание, она испытала почти болезненное желание отдаться ему. Я сорву цвет его молодости, улыбнулась она про себя. Девушка коварно дразнила его, сперва приближаясь, затем увиливая, одновременно продолжая кокетничать с Секстом. Оказалось, что от такой игры можно получать огромное удовольствие.

«Он мой», – пробормотала Мартина, получив письмо. И все же теперь, когда момент наступил, она боялась. А вдруг поймают? Муж обязательно отомстит. Неужто она готова рискнуть всем ради этого мальчишки? И вот она долго созерцала закат, гадая, что делать, пока наконец не решилась.

Муж был в отъезде. Вечер нагнал на нее смутную, чувственную тоску. Довольно грустить. Завтра же на мост.

– Твой ход.

Юлий мигом очнулся от размышлений. Не странно ли смотрел на него отец? Юноша попытался сосредоточиться на доске и медленно сделал ход.

Он пребывал в безопасности, дома. Мирная уютная картина. Ему было видно в прилегавшей кухне мать и сестру, которые готовили на завтра угощение для соседей, назначенное после игр. Они с отцом, как обычно, сидели на раскладных стульях в главной комнате скромного дома за вечерней партией в шашки. Вот только мысли о солдатах не оставляли его ни на секунду.

Юлий глянул в сторону кухни. Спасая шкуру, он не успел переговорить с сестрой. Что видела толстуха?

На кухонной стене висела пара уток. На истертом столе виднелась говядина – излюбленный продукт островитян, – а также огромная миска устриц с реки. Там же стояло и ведерко с улитками, которых откармливали молоком и пшеницей, а завтра зажарят в вине и масле. В широком мелком котелке сворачивался мягкий сыр. Еще были приправы к подливе. Гастрономические изыски римлян, перенесенные в Британию, весьма аппетитны: фазаны и лань, фиги и тутовые ягоды, грецкие орехи и каштаны, тимьян и мята, лук, редис, репа, чечевица и кочанная капуста. Островитяне-кельты научились готовить также улиток, цесарок, голубей, лягушек и даже, случалось, сонь, сдобренных специями.

Мать и дочь трудились молча. Первая, тихая и скучная, занималась готовкой. Толстуха порывалась перекусить, тогда как родительница, не меняясь в лице и не прекращая дела, оберегала семейное добро и лупила ее. Юлий увидел, как мать направилась к миске с угрями. Хрясь! Проверив содержимое, она бросила девушке пару слов, и та пошла к шкафу, а мать вернулась к приготовлению подливы. Хрясь! Потом мать отлучилась к окну. Толстуха изловчилась и сунула в рот немного свежевыпеченного хлеба. Хрясь! Сестрица довольно чавкала.

Видела ли она солдат? Знала ли, что сталось с Секстом? Сказала ли родителям? Поди угадай! Что-то да наверняка заметила. Когда же спросить?

Последние несколько часов обернулись пыткой. Как только Юлий достаточно оторвался от погони, он попытался осмыслить ситуацию. Ему и в голову не пришло, что подозрения навлек он сам, а вовсе не Секст. Был ли его друг арестован? Юлий не смел вернуться и выяснить. Выдал ли его Секст? Юноша опасливо шел к дому. Если да, солдаты наверняка будут его поджидать.

Ему казалось, что безопаснее дождаться утра и свидеться с Секстом на улице по пути на игры. До тех пор придется вести себя как ни в чем не бывало.