Лондон

– Во-первых, Черчилль прав. Гитлер вооружается и хочет развязать войну. Во-вторых, моя дорогая Хелен, это является новостью только для английских обывателей. Об этом известно в любом европейском посольстве. Все военные атташе, и я в том числе, составляли подробнейшие доклады, которые Лондон старательно игнорирует. Нашего берлинского атташе, светлую голову, только что вытурили за сообщение о передислокации немецких войск, чему тот сам был свидетелем. Те политики, которые об этом знают, либо думают, что общественность не потерпит правды, либо убедили себя в том, что заключили с Гитлером сделку. Это форменный скандал!

– Но премьер говорит, что Германии еще двадцать лет не воевать! – возразила Хелен.

– Это расхожее мнение. Оно опирается на превосходный отчет военного министерства. Одна беда: он был составлен в девятнадцатом году.

После этого Хелен начала собирать сведения. Знакомые военные плюс один дипломат, даже пара человек из Вестминстера, расположенных к ней, предоставили ей факты, совпавшие с утверждениями брата. Хелен и Вайолет собрали подробное досье. Некоторые друзья, помнившие о бурном прошлом Вайолет, решили, что они не в себе, а потому улыбались и пожимали плечами. Вестминстерские секретарши, бо́льшая часть которых была родом из таких же семей, назвали эти старания крестовым походом Хелен, и вскоре она обнаружила, что у некоторых из них имелись родственники в дипломатических кругах, придерживавшиеся аналогичного мнения.

– Так поговорите об этом с начальством, как делаю я, – призывала Хелен. – В конце концов, оно сидит в парламенте, вы видитесь каждый день!

Однажды она и сама попыталась потолковать с премьер-министром. Когда в 1936 году разразился кризис отречения[82] и все только и знали, что судачить о новом короле и миссис Симпсон, Хелен только пожала плечами.

– Конечно, мне его жаль, – заявила она, – но вряд ли это важно, если Гитлер задумал агрессию.

Неудивительно, что посыпались жалобы.

– Вы пугаете людей и подстрекаете других девушек, – указал ей шеф. – Я вынужден потребовать, чтобы это прекратилось.

– Не могу, – ответила она.

Ее уволили. Хелен поискала другое место в Вестминстере, но не нашла. Тогда и решила отправиться в путешествие по материку с особенным вниманием к Германии. Она собралась написать небольшую книгу, но через месяц после ее возвращения в Европе грянул серьезнейший кризис и страна, как она и боялась, начала сползать к войне.

Когда все завертелось, Хелен вызвалась водить карету «скорой помощи». Это, конечно, было опасно и страшно, но она не тревожилась.

– Я одинока, мама, – обронила она на прошлой неделе. – Уж если кого убивать, так лучше меня.

Ничего равного ужасному блицу Лондон не видывал. Многие предсказывали, что современная война погубит мир. Хелен полагала, что если так продолжится достаточно долго, то вся столица будет лежать в руинах. Однако, отправляясь на работу, она об этом не думала. Не могла.

Когда дождь немного стих, Хелен покинула отель и направилась к Гайд-парку. Ее излюбленный маршрут проходил мимо озера Серпентайн, но сегодня она пошла налево и устремилась на запад, за Альберт-Холл по направлению к Кенсингтонским садам.

В парке с его тихими аллеями и просторными лужайками сохранилась атмосфера эпохи Стюартов и XVIII века. Узрев небольшой кирпичный Кенсингтонский дворец, стоявший безмятежно и скромно под бледным солнцем, а перед ним – лужайки, неброско блестевшие после дождя, Хелен почти ждала, что вот-вот оттуда выедет и скроется в роще карета. Но, оглядевшись, она отметила и наглядные признаки грубого XX столетия. Повсюду виднелись траншеи. Хелен прошла мимо зенитного орудия. Дойдя до открытого участка у Круглого пруда, она увидела в синем небе десятки аэростатов заграждения. Самым неуместным казался огромный огород, в который превратилась целая газонная секция. «Копай для победы!» – сказали лондонцам. Продовольствие приходилось обеспечивать любой ценой, пусть даже парк приспособят под овощи до последнего дюйма.

Пора было возвращаться. Хелен позволила себе запечатлеть безмолвный пейзаж – быть может, в последний раз. Она вздохнула. Жаль, если больше не доведется встретиться.

Вечер

Огромный стеклянный дворец сгорел четыре года назад, но район сохранил название Кристалл-Палас. Из садика Перси и Дженни был виден весь Лондон. Они стояли там с Гербертом и Мейзи, высматривая далекий Хэмпстед.

Небо на западе пламенело, предвещая беду. С востока от эстуария надвигалась ночная тень. Что до столицы, которая заполнила бассейн огромной кляксой, то в ней строжайше соблюдалось затемнение. Прежнего миллиона огней не было и в помине. Лондон стал черным пятном, дожидавшимся неразличимости.