Лондон

Некоторые, как знала Хелен, сочли за лучшее не обращать на это внимания. Для многих ее друзей атмосфера была наполнена предвкушением приключений. Война позади. И выжившие утешились и радовались жизни, а тем, кто, как ее младший брат Фредерик, был слишком молод для боев, не терпелось доказать свою способность к подвигам. Родители как могли убеждали себя в том, что мир возвращался к некоему подобию нормы. Хелен вышла в свет. Да, это было довольно старомодно и вычурно, но она понимала, что мать, скорбевшая о кончине Генри, решила обеспечить детям счастливую жизнь. И опасалась, что бурное прошлое настроит против нее других матерей, но все, похоже, было забыто. К тому же юный красавец Фредерик Мередит был желанным гостем на каждой вечеринке, особенно при послевоенной нехватке мужчин. И потому его сестренка Хелен, как говорится, показала себя во всей красе.

Вот было времечко! Устраивались, конечно, и традиционные балы, но дебютантки двадцатых годов вели себя бойчее матерей. Молодым людям дозволялись ранее немыслимые вольности. Хелен не знала девушек, «пошедших на все», но это не означало, что те не заходили очень и очень далеко. Она была хорошенькая – отцовская внешность вкупе с ярко-голубыми глазами и золотыми волосами Буллов, отличалась живостью и умом. К концу сезона трое предложили ей руку и сердце, и двое казались очень приличными кандидатами. Одна беда: ее не интересовали молодые люди.

– Тоска с ними, – жаловалась она.

Мать слабо возразила:

– Подумай хорошенько. Для меня главное, чтобы ты была счастлива.

– Ты-то нашла себе интересного, – напомнила Хелен.

Но где такого взять? Был один француз. Она познакомилась с ним через Фредерика, который увлекся летным делом. Брат перебросил ее через Канал на французский аэродром, и там, на редкость погожим летним днем, состоялось знакомство. У него был аэроплан. И шато. Она чудесно провела лето. Затем все закончилось. Появились другие интересные мужчины.

– Но интересным жениться не хочется, – уныло призналась она матери. Как жить дальше?

– Ох ты и ветреница, Хелен! – беззлобно подтрунивал Фредерик. – Эмансипе! Все ищешь острых ощущений!

Эмансипе – так называли ярких девиц двадцатых годов.

– А что? – спрашивала она. – Ты сам такой!

Фредерик, поступивший в армию, выглядел заправским гусаром, хотя она подозревала, что его периодические отлучки в Европу объяснялись иной, тайной жизнью. Но дело было не только в острых ощущениях: она хотела посвятить себя какой-то цели.

Казалось, что всеобщая стачка 1926 года предоставила такой шанс.

– Вот та самая революция, которой ждали большевики, – объявила Вайолет. – Нам придется сразиться с ними.

Хелен не знала никого, кто считал бы иначе. Как они трудились в те горячие дни! Она работала кондуктором в автобусе, который водил ее знакомый юноша из Оксфорда. Обслуживали маршрут № 137, ходивший от Слоун-сквер до Кристалл-Паласа. Другие вкалывали в подземке и прочих общественных сферах. Она благодарила Бога, что это Британия, где люди вели себя достойно и цивилизованно. Насилия было мало. Стачка сорвалась. И вся страна с профсоюзами заодно отшатнулась от страшной коммунистической угрозы.

После она поплыла по течению. Устроилась секретаршей к члену парламента. Работа тяжелая, но ей нравилось заниматься полезным делом. Что же касалось вещей посерьезнее, Хелен все больше разочаровывалась. Предстояли великие свершения. Она вдохновилась намерением Лиги Наций избавить мир от войн, но стала свидетельницей краха замысла. Девушка восхищенно следила за «Новым курсом» Америки, боровшейся с Великой депрессией. Но Англия, «мать всех парламентов», не выдвигала никаких инициатив для обновления мира. Практичный и скучный премьер-министр Болдуин предпочитал одну стратегию: существовать ни шатко ни валко и охранять Британскую империю, державшуюся лишь Божьим промыслом, от всяческих бед. Страстная натура Хелен втайне протестовала.

– У тебя было правое дело, а у меня его нет, – твердила она матери.

С этим помог Фредерик.

Когда в Германии пришел к власти Гитлер, Хелен, как и многие жители западного мира, сочла, что это к добру. Бытовало общее мнение: «Его сторонники неприятны, но послужат бастионом против коммунистической России». Когда он вошел в силу и поползли слухи об уродливости его режима, Хелен предпочла от них отмахнуться. Что касалось его военных устремлений, то когда неуживчивый Черчилль, удрученный своим смещением, открыл кампанию по перевооружению, Хелен предпочла верить премьеру. «Черчилль свихнулся, – заявила она. – Германия еще лет двадцать не сможет воевать».

Но в один из недолгих наездов в Лондон Фредерик развеял ее иллюзии. Годом раньше его направили в Польшу военным атташе при британском посольстве, и его оценка положения была недвусмысленна.