На крыльце показался слуга, пятидесятилетний русский эмигрант, которого Битлер приютил много лет назад, однажды буквально подобрав того на улице.
Александр вышел из машины и распорядился:
– Иван Аркадиевич! Занесите чемодан ко мне в спальную комнату! И осторожнее с ним!.. Там хрупкая вещь!
– Хорошо, сэр! – слуга слегка наклонил голову в знак того, что понял и принял распоряжение к исполнению, затем подошёл к багажнику, попробовал взять чемодан. – Ого, … какой тяжёлый! – удивился он и, видя, что один с багажом не совладает, стал искать на подмогу садовника.
Наконец Битлер остался один на один с чемоданом в своей просторной спальной. Он тут же в нетерпении бросился к нему, будто бы только и ждал этого момента, положил его на бок и с такой расторопностью открыл его пластиковые створки, будто бы пошли последние секунды, которые решали всё, и в следующее мгновение было бы уже поздно.
Вероника лежала в чемодане свёрнутая калачиком, без сознания, и было не понятно – жива ли она вообще. Засохшие струйки крови, вытекшие из норок ноздрей и ушных отверстий, короткие и пугающие, застыли на её бледной, с нездоровым зеленоватым отливом, но всё-таки молодой и нежной коже лица.
– Вероника! – позвал он её. – Вероника!..
Александр тронул её за лоб, выбившийся из-под шапки-ушанки вместе с прядью её русых волос, приложил тыльную сторону ладони, сняв с руки перчатку. Он был едва тёплым. Её милое, почти детское, личико заворожило его, и несмотря на всю серьёзность промедления он с трудом оторвался от созерцания очаровательных его черт! Надо было спасать возлюбленную!
Его вдруг посетила мысль отчаяния, как будто он где-то в далёкой стране украл полюбившуюся ему куколку и, старательно оберегая её всю долгую дорогу, в надежде потом, – дома, – насладиться игрой с ней, аккуратно и бережно вёз эту драгоценность, но что-то не досмотрел. И от желанной игрушки осталась лишь уродливая куча пластмассовых деталей и внутренних железяк и механизмов.
Битлер прогнал дурацкое наваждение прочь: «Она будет жить!..» С этой мыслью он осторожно поднял её из чемодана, перенёс и положил на свою большую, широкую двуспальную кровать с балдахином, потом стремительно выбежал в коридор, закрыл дверь и, наконец, словно очнувшись от какого-то морока, позвал на помощь слугу:
– Иван Аркадиевич!.. Срочно!.. Несите нашатырного спирта!.. Скорее!..
Однако нашатырный спирт не помог, и Битлеру всё-таки пришлось вызвать экстренную медицинскую службу, которая едва не увезла Веронику в больницу.
Но всё обошлось: врачи смогли привести её если и не в чувства, то хотя бы вернуть к жизни её тело. А потом…
Потом она очнулась.
Радости его не было предела. Но… Едва придя в себя, Вероника тут же впала в крепкий сон, похожий на забытьё. При этом она обильно потела и иногда, временами, даже бредила нечто бессвязное, отчего казалось, что пытается заговорить с ним. И от того несчастный Битлер весь оставшийся вечер, когда она, после укола, который он не хотел и всё медлил ей делать, наконец, успокоилась и тихо уснула, просидел у камина, потягивая понемногу скотч и рассуждая о том, в какую нехорошую историю влип.
Поступки, диктуемые чувствами, как всегда шли вразрез с логикой и здравым смыслом, с его рациональным мышлением. Битлер почти физически ощущал, как они снова тянут в какую-то неизведанную пучину, в тёмную бездну неизвестности и напрасного риска, стаскивая его с островка благополучия, к которому он уже привык и который успел полюбить, которого так давно жаждал.
Впрочем, всё ещё было ничего! Вот если бы Веронику всё-таки пришлось везти в больницу! Тогда бы обнаружилось, что у неё нет никаких документов, и, хотя она хорошо говорила по-английски, всё-таки, это был бы не тот язык, на котором ведут разговор люди, хоть какое-то время пожившие в Англии. Это сразу бы выдало в ней нелегальную эмигрантку. И у неё, а, значит, – в первую очередь, – у Битлера, возникло бы множество новых очень серьёзных проблем, последствия которых были, вообще, непредсказуемы. В любом случае, ничего хорошего ждать не стоило.
Но теперь, когда опасность вроде бы миновала, и всё худо-бедно обошлось, он позволил себе немного расслабиться: бутылка скотча быстро пустела. Вскоре Битлер бросил её в корзину, прошёл на кухню, взял в буфете другую, вернулся к камину и продолжал так сидеть, глядя на волшебную пляску пламени над аккуратно сложенными «в колодец» дровами, понемногу, губами отмеряя по несколько капель и потягивая из горлышка бутылки спиртное и всё больше пьянея.
Поскольку в его спальной комнате была Вероника, он сам так и уснул в кресле у камина. В спальню Грейс без неё заходить было не принято. Мешать же отдыху Вероники, которая едва пришла в себя, Александр позволить себе не мог.
Проснувшись среди ночи, когда огонь потух, и стало довольно прохладно, он перебрался на белоснежное канапе и, укрывшись красным полосатым шерстяным пледом, забылся там до утра.
На следующий день Веронике стало лучше, но она по-прежнему была слаба и не могла даже приподняться на постели.
– Привет! – улыбнулась она, когда он подошёл к кровати.