Лондон: биография

Разграничение лондонских районов по родам деятельности проявилось и в том любопытном обстоятельстве, что «лондонский ремесленник редко разбирается более чем в одной узкой отрасли той профессии, которой он обучен», тогда как сельские работники, как правило, мастера на все руки. Это еще один показатель лондонской «специализации». К началу XIX века различия и обособления стали выражаться порой в чрезвычайно мелком дроблении профессий и территорий. Например, в Хокстоне расцвело ремесло отделки одежды и головных уборов мехом и перьями. Уолтер Безант писал в книге «Восточный Лондон», что «число отраслей и подразделений поистине ошеломляет»; «можно спокойно прожить жизнь, зная лишь один мельчайший кусочек своего ремесла… человек умеет обычно что-то одно и только одно, и если вдруг в этой единственной области работу получить не удается, он оказывается в бедственном положении, потому что ничего другого делать не может».

Работники становятся, таким образом, малыми элементами огромного и сложного механизма, каким является хозяйственная жизнь Лондона. На «Карте промышленных кварталов северо-восточного Лондона» за 1948 год четко выделяются голубые пятна, соответствующие «инструментам Камден-тауна», «тканям Хэкни» и «обуви Южного Хэкни». Темно-синим цветом отмечены «ткани Олдерсгейта» по соседству с «типографским кварталом в Шордиче», который граничит на севере с «мебельным кварталом», а на юге с «тканями Ист-энда». Эти территориальные подразделения, внутри которых действовало много мелких предприятий, названы в «Атласе истории Лондона», изданном газетой «Таймс», «преемниками возникшей еще во времена Средневековья системы ремесленных районов». Позднее, словно бы следуя средневековому образцу, специализироваться в определенных отраслях хозяйства начали и другие, более новые и отдаленные части города. Хаммерсмит и Вулидж прославились инженерным делом и металлами, Холборн и Хэкни — тканями.

Некоторые другие виды деятельности на протяжении столетий дружно мигрируют, переходят на новые территории, словно повинуясь некоему инстинкту или импульсу. Хорошо известно, в частности, что врачи и хирурги ныне группируются на Харли-стрит. Но в XVIII и начале XIX века местами обитания наиболее видных практикующих медиков были Финсбери-сквер, Финсбери-пейвмент, Финсбери-плейс и Финсбери-серкус, а чуть поодаль жили более молодые или же не столь состоятельные врачи. Все они выехали на протяжении 1840-х и 1850-х годов, и Финсбери стал «социально опустошенным районом». Аналогичная миграция произошла у шляпников. Вначале они обитали в той части Бермондси, что носит название «Лабиринт» (ограниченной Бермондси-стрит, Боро-Хай-стрит и Тули-стрит), но затем вследствие некоего неясного миграционного толчка «грандиозный центр шляпного дела» стал перемещаться на запад, пока не остановился у Блэкфрайарс-роуд. Почему шляпников перестало устраивать Бермондси — неизвестно; можно лишь сказать, что их уход явился результатом действия какого-то скрытого коммерческого механизма. Сходным образом центр мебельного производства передвинулся с Кертен-роуд (Шордич) в Камден-таун.

Феномен торгово-ремесленных улиц и приходов можно проследить и в более широком городском масштабе, обращаясь к «картам землепользования». Они показывают, что вся территория была в свое время разделена на зоны, обозначаемые как «застроенный район», «глиняные карьеры (заброшенные)», «огороды для выращивания овощей на продажу», «пастбища», «сельскохозяйственные угодья смешанного типа» и «участки севооборота». Границы этих областей образуют чрезвычайно текучий рисунок. Карта продовольственных рынков XVIII века являет нам сходный живой узор; можно подумать, сама топография Лондона определялась безмолвными и незримыми токами коммерции.

Почему к мебельным магазинам, вот уже 150 лет торгующим на Тоттнем-корт-роуд, в последнее время добавились магазины электроники? Почему к часовщикам Кларкенуэлла присоединились консультанты по дизайну и рекламные агентства? Почему Уордер-стрит, место торговли старинными безделушками, стала ныне средоточием киноиндустрии? Промежуточный период в конце XIX века, когда Сохо был центром нотопечатания, возможно, делает этот переход более плавным, но отнюдь не помогает его объяснить. Как и многого другого, в Лондоне не сохранилось ключа, позволяющего постичь его скрытые и таинственные перемены.

ФРАГМЕНТ ЛОНДОНА

Грачовник в приходе Сент-Джайлс в 1800 г. Не исключено, что там было еще более зловонно и грязно, чем можно предположить исходя из гравюры. Обратите внимание на свинью.

Глава 12 Перекресток