Лондон. Биография

Вот почему Лондон стал славен своими башенными часами – от часов на соборе Св. Павла до «Биг-Бена» на башне Св. Стефана в Вестминстере – и знаменит своими часовых дел мастерами. Таких искусников, как Чарлз Греттон и Джозеф Антрам на Флит-стрит, как Джон Джозеф Мерлин на Ганновер-плейс, как Кристофер Пинчбек на Сент-Джонс-лейн, часто посещали иностранцы, и они были видными лондонскими фигурами; Пинчбек открыл для посетителей часовую галерею, где демонстрировал свои достижения, Мерлин учредил свой собственный Механический музей. Измерение времени и хитроумие предназначенных для этого инструментов всегда завораживали лондонцев; внимание к измерительному процессу было в городе беспрерывного движения и производства также и вниманием к его собственной энергии, к его собственному величию. Неудивительно, что Лондон стал вдобавок ко всему мировым центром выпуска карманных и наручных часов. В частности, в одном Кларкенуэлле в конце XVIII века трудилось более семи тысяч часовщиков, собиравших в год 120 000 часов, из которых 60 % шло на экспорт. Казалось, Лондон вырабатывал время как таковое и затем распределял по всему земному шару. Характер производства, при котором мастера, жившие в разных частях Кларкенуэлла, делали каждый свою маленькую деталь часов, позволяет представить себе этот район одним большим часовым механизмом, чей циферблат обращен к небу.

О положении Гринвича на нулевом меридиане всем известно, однако на этом знаменитом месте было установлено еще и сигнальное устройство эталонного времени – деревянная или кожаная сфера диаметром в пять футов, которая поднималась и опускалась посредством гальванического часового механизма; этот прибор считали «самыми замечательными часами в мире», регулирующими «время на всех больших и малых часах Лондона». В частности, «при весьма незначительных затратах… можно обеспечить истинным гринвичским временем каждое учреждение в Сити». Так соединяются время и бизнес. Другие знаменитые часы были установлены в 1870-е годы на почтовом отделении у церкви Сент-Мартин-ле-Гранд; известные под названием «хронофер», они посредством «временных токов», бегущих по линии электрического телеграфа, синхронизировали время в «шестнадцати главных городах королевства». Лондон, таким образом, властвовал над временем по всей стране. Принимая во внимание центральное положение Гринвича, можно даже сказать, что он контролировал время по всему миру. Существовало также понятие «железнодорожного времени»: поезда, шедшие из Лондона, устанавливали время на провинциальных станциях, которые они проезжали.

В Лондоне XXI века время тоже несется вперед и виднеется повсюду; оно вывешено на неоновых панелях, высвечено на фасадах деловых учреждений. Часов несметное множество, и у большинства горожан образ времени пристегнут к запястью. Можно даже сказать, что время – это всеобщая и характерная навязчивая идея лондонцев. Поэтому все коммерческие операции должны проводиться и фиксироваться в наикратчайшее время; информация важна лишь в том случае, если к ней имеется мгновенный доступ. Чем скорее будет сообщено о событии или сделке, тем большее значение они приобретут. Зажиточные лондонцы XIV века, которые первыми приобрели для своих жилищ часы с противовесом, положили начало процессу, в ходе которого Лондон наложил руку на время и сделал его товаром. Город давит на своих обитателей, и свидетельством этого давления служит время, которому он их подчиняет; есть время для еды, время для работы, время для поездки на работу, время для сна. Здесь проявляется великое торжество материализма и коммерции в городской жизни.

Последствия видны по поведению лондонцев на протяжении многих лет и по господствующей здесь образности. Один наблюдатель XVIII века заметил, что в Лондоне «мало разговаривают – потому, полагаю, что не хотят терять время». По той же причине здесь не принято торговаться, и обычай установления фиксированных цен – «это результат не только конкуренции и уверенности в себе, но еще и необходимости беречь время». Часто отмечалась быстрота лондонской походки. Если у этой беспокойной торопливости есть причина, то, возможно, она в укоренившемся на генетическом уровне инстинкте: время – деньги.