Лондон. Биография

Чем ближе подъезжал поезд к вокзалу Каннон-стрит, тем сильнее чувствовались «промышленные запахи – кожевенные, пивоваренные», витавшие в воздухе, как серный дух некоего невидимого ада. Поскольку заселение южного берега всецело шло под знаком промышленного развития и эксплуатации, нечего удивляться, что фабричные пары и дым обволакивали всю его территорию. Здесь находились клееварочные фабрики, склады шерсти; Чарлз Найт в «Лондонской энциклопедии» отмечает, что «трубы высились с промежутком в несколько ярдов прямо над лабиринтом красных крыш, добавляя свое к дымному воздуху округи». Район, который некогда считался монастырским, теперь славился многоликостью; его «можно считать и районом мануфактур, и районом садоводов, и районом оптовиков, и приморским районом – все зависит от того, в каком квартале мы находимся». В Бермондси разнообразию производств соответствовало разнообразие запахов. «На одной улице волнами накатывает горячий, насыщенный дух клубничного джема; на другой пахнет сыромятной кожей и дублением; на третьей – клеем; а на иных улицах несчастные носы вдыхают тяжкую смесь всех трех ароматов». Между 1916 и 1920 годами лондонский романист и эссеист В. С. Притчетт работал на кожевенном заводе; ему тоже запомнились бермондсийские запахи. «В этой части Лондона и днем было сумрачно. В нос шибал тяжкий, пивной, одуряющий запах хмеля, а еще тут пахло ботинками и собачьим калом… с фабрики маринадов едко несло уксусом; с наждачной фабрики тянуло дымом… из попадавшихся там и сям маленьких трущобных домишек остро воняло нуждой». Последний запах – разумеется, самый проникающий и значимый из всех, которым южный Лондон был обязан своей зловонной славой.

Черты сходства между востоком и югом очевидны, но налицо и существенные различия. Ист-энд был пронизан более насыщенным, чем юг, общинным духом; там, к примеру, было больше открытых рынков и мюзик-холлов. Юг, кроме того, был не так тесно связан с остальным Лондоном. Ист-энд соседство как таковое наделяло долей энергии и воодушевления старого Сити; как бы то ни было, Ист-энд много веков существовал у самых городских стен. Что касается юга, его всегда отделяла широкая полоса реки, из-за чего он казался заброшенным; такое восприятие отразилось в записях наблюдателей, подчеркивавших обособленность и чужеродность южного Лондона.

К примеру, Джордж Гиссинг, давая образ Саутуорка, сделал упор на тамошние неприятные запахи: «Вокруг мясных и рыбных лавок стояла вонь. Пивнушка целую улицу отравляла алкогольными испарениями; над канализационными решетками поднимались миазмы, от которых занимался дух». В 1911 году один лондонский репортер писал, что миновать Лондонский мост – значит пересечь «естественную линию, разделяющую народы»; в этом интересном замечании отражено почти атавистическое почтение к реке как природной границе, влияющей на сущностные свойства территорий на обоих берегах. Он затем задается вопросом: не становятся ли по пересечении этой заветной черты «сами улицы более грязными и убогими, магазины более вульгарными, даже люди – и те иными, более низкого пошиба?»

Если Лондон вмещает в себя весь мир, то в приведенных словах – бездна смысла. Различие между «северными» и «южными» народами проводится издавна: север по сравнению с изнеженным и чувственным югом воплощает в себе более аскетическое и крепкое начало. Об этом различии писал Дарвин, излагая разработанную им в Лондоне теорию естественного отбора: «Северные формы смогли одержать победу над южными, более слабыми». Не исключено, что эти «южные формы» потому потерпели поражение, что истощились породившие их силы, восходящие, возможно, к необъятным по длительности эпохам мезолита и неолита. Кто знает – может быть, в состав тяжелого южнолондонского запаха входит запах древней истории? Что же касается местных забав, то, как писал в 1911 году упомянутый лондонский репортер, «даже театральные вкусы жителей „той стороны“ считаются теперь примитивными; эпитетом „заречная“ характеризуется мелодрама слишком грубого пошиба для более утонченного вкуса лондонских северян». Но не отразились ли в примитивном мелодраматизме и грубозрелищных эффектах «южного» театра вкусы XVI века, которым потрафляли знаменитые тогдашние театры южного берега?