Лондон, любовь моя

«А почему бы не спросить их самих, любовь моя? Они сейчас внутри. Потом скажешь мне, если что узнаешь». Он подмигивает ей и снова улыбается.

Мэри входит в просторный вестибюль, на покореженных железных балках которого полным-полно птиц. На мгновение к ней на плечо присаживается маленькая пустельга. Бетонное пространство вестибюля пусто, лишь у выходов на платформы торчат несколько носильщиков, а у билетной кассы за карточным столиком за чашечкой чая сидят король и королева. Когда она приближается, они глядят на нее. Король Георг очень худой, «худосочный», сказала бы бабушка, почти бесплотный, больше похожий на школьника, а жена рядом с ним — как маленькая пухлая кукла. Мэри кажется себе неуклюжей.

«Извините, что я не делаю реверанс. Меня неправильно воспитали».

«В любом случае, забавно, — говорит королева Елизавета. — Как поживает ваш папа? Хорошо?»

«Он сказал, чтобы я спросила у вас, вернулась ли моя мама из Канады».

Глядя через стол на мужа, королева кажется встревоженной. Король Георг складывает перед собой руки:

«Вашей матушки ззз-десь нет».

Мэри забыла о его заикании.

«Не утруждайте себя».

«Он помогал вытаскивать тела. — Королева Елизавета промокает рот изящной салфеточкой. — Бедняжка. Он никогда не отличался хорошим здоровьем. Я обвиняю во всем его брата. А как звали твою мать, дорогая?»

«Нелли Фелгейт. Это моя бабушка Фелгейт сказала мне, что мама в Канаде».

Король Георг достает пачку карт и начинает раскладывать пасьянс.

«Это его успокаивает. — Королева Елизавета смахивает со лба бисеринки пота. — Мы не знакомы с Фелгейтами, дорогая. Не так ли, Дейви?»

«Не припомню ни одного с тех пор, как вернулся из К-к-ка-нады».

Его жена многозначительно смотрит на него:

«Но мы не были в Канаде с начала войны».

«Это было еще до войны, — говорит Мэри. — Может быть, лет пятнадцать назад. Ну то есть, мне же не так много лет».

«Что ж, как вы видите, вашей матушки с нами нет. — Королева становится более резкой. — Она никогда не была замужем за твоим отцом. Официально. Он был солдатом. Сегодня здесь, завтра там. Ей следовало подумать об этом заранее. В отличие от многих других вам повезло, что миссис Фелгейт присматривала за вами. И дедушка тоже. Хотя они могли делать это и лучше».

«Вы ошибаетесь, — говорит Мэри. — То есть в том, что вы говорите, есть какая-то ошибка, потому что вы никогда бы не сказали так о моем дедушке, если бы знали его. Он говорил, что вы позорите нашу страну, что вас следует изгнать, а всю вашу собственность перераспределить!»

«Мы — дух этой страны, дитя мое! — Королева Елизавета гневно складывает ручки на круглом животике. — Постыдитесь!»

«Он говорил, что вы тупые сумасброды. Если бы для того, чтобы сохранить единство империи, нам была нужна монархия, мы бы вполне обошлись куда более дешевой, чем ваша!»

«Фелгейты были такими заурядными! — сердито фыркает королева. — Не лучше, чем Газали. Потомки морских пиратов. Отребье самого низкого сорта. Вам должно быть стыдно. Но мы к этому привыкли. Вы думаете, мы не читали, что о нас пишут в газетах? Но, как говорится, живи и давай жить другим. Тебя могли бы отправить в темницу. Да-да. Или насадить твою голову на копье, у Ворот изменников».

Когда Мэри угрожают, она всегда начинает дерзить еще больше:

«Дедушка говорил, что в глубине сердца вы дикие гунны, и что рано или поздно вы покажете себя в истинном свете. Он говорил, что, когда вы приехали сюда, у вас не было даже ночного горшка, а теперь владеете половиной нашей страны!»

«Н-н-никто не говорил, что мы совершенны, — отрывается от карт Георг VI. — Успокойся, малышка. Идет война. Нам нужно держаться вместе. У меня был т-трудный день. И у т-твоей мамы тоже».

«Осторожно! — Королева встревожена. — Кто сказал, что я и есть ее мать?»

«С-сорвалось с языка. П-прости, любовь моя». Король Георг переворачивает две карты.

Теперь Мэри вцепилась в них, как терьер в свою добычу, и уже не отстанет.

«Дедушка говорил, что вас нужно выдворить из Лондона и заставить жить в деревне. А если вам там не понравится, сказал он, то вы должны уехать в Шотландию и жить там. Но такое он предлагал только тогда, когда бывал в добродушном настроении. Обычно у него наготове были для вас фонарные столбы».

«Деточка, ваш дедушка умер. — В облаке бело-голубого шифона королева Елизавета садится. — И вся ваша семья тоже. Так что отправляйтесь восвояси. Теперь вы совсем одна».

Возмущенная этим ударом ниже пояса, Мэри нападает снова:

«Он сказал, что вы не изменились, то есть внутри, под маской. Думаю, он был прав. Что вы сделали с его пенсией?»

«Никогда ее не т-трогали. — Не оставляя пасьянса, король Георг ослабляет галстук. — П-послушай, если ты будешь п-про-должать в том же духе, я вызову полицию. Мы не обязаны т-терпеть этот бред. Мы делаем свое дело. Все так г-гово-рят».

«Кроме тех, в Ист-Энде»