Под окном показался мужчина с четырьмя мастифами, по два поводка в каждой руке. Он остановился и что-то сказал мальчику. А псы тем временем опустили свои массивные головы и принялись с энтузиазмом лакать воду с кровью.
– О Лейне? – Господин Уильямсон решил больше не церемониться. – Я не знаю, как его звали, сэр. Единственное, что мне известно: среди руин собора Святого Павла мы обнаружили человека в ливрее вашего дома. С прискорбием сообщаю, что он убит.
Во второй раз я посетил Барнабас-плейс один, и случилось это два дня спустя. Я брел по теплому пеплу среди развалин. Жар по-прежнему был силен.
Пепелище оказалось на удивление многолюдным: одни искали близких или руины своих домов, другие мародерствовали. Я слышал о людях, которые, подобно рудокопам, добывали в этом городе-призраке ценные металлы: здесь попадались и затвердевшие лужи свинца, и куски железа, и даже золотые или серебряные жилы. Лондон будто превратился во второй Новый Свет, где человека, не обремененного совестью, ждут не только ужасы, лишения и горести, но и богатства.
– Господина Олдерли нет дома, сэр, – сообщил привратник, открывая задвижное окошко в створке ворот. – Его высокородие два часа назад отбыл в Вестминстер.
– А госпожа Олдерли? – спросил я, немного оживившись, хотя сам понимал, как это глупо. – Она дома?
Привратник пошел узнать, согласится ли хозяйка со мной побеседовать. Через несколько минут он вернулся и провел меня в ту самую приемную с эркером, где я через окно наблюдал, как человека забили до смерти.
Определить, сколько прошло времени, я не мог, но, должно быть, не меньше получаса. Во дворе господин Манди приказал, чтобы подали лошадь. Богато одетый джентльмен маленького роста прошел через двор. Лица его было не видно из-под шляпы с двумя страусиными перьями. Они были выкрашены в лиловый цвет и подпрыгивали в такт походке владельца.
Вскоре за мной пришел слуга и повел меня вглубь дома.
– Что за джентльмен сейчас вышел во двор? – спросил я.
– Сэр Дензил Кроутон, сэр. – А потом слуга с явной гордостью за хозяина прибавил: – С ним обручена племянница его высокородия.
– Должно быть, сэр Дензил здесь частый гость?
– Его невеста сейчас в деревне. – Слуга взглянул на меня настороженно, будто опасаясь, что сболтнул лишнего. – Сэр Дензил справлялся о ее благополучии, а также о здоровье сына его высокородия. Сюда, сэр.
По выложенным каменными плитами коридорам слуга провел меня в богато обставленную гостиную с видом на маленький сад и велел ждать. Я уже смирился с тем, что даром потрачу еще полчаса, но всего через несколько минут в комнату вплыла госпожа Олдерли в сопровождении личной горничной.
– Мы с вами встречались в четверг, – заметила госпожа Олдерли. – Я вас помню, вы секретарь господина Уильямсона. Как ваше имя?
Я отвесил ей свой самый эффектный поклон:
– Марвуд, мадам. Джеймс Марвуд.
– Не знаю, когда вернется мой супруг. Но, может быть, я сумею вам помочь.
Опустившись в кресло, она жестом указала мне на другое, стоявшее напротив. «Какая поразительная снисходительность, – отметил я. – Она всегда так любезна или госпожа Олдерли хочет произвести на меня впечатление?»
Горничная расположилась в другом углу комнаты и занялась штопкой. Она бросила на меня быстрый взгляд, и ее лицо скривилось так, будто она проглотила ложку уксуса.
– Первым делом, мадам, господин Уильямсон велел спросить, как себя чувствует мастер Эдвард Олдерли.
– Спасибо, чуть лучше. Главное, что он жив. Сейчас с ним доктор Гроут. Он говорит, мы должны благодарить Господа за то, что нож не достал до мозга.
Я опустил голову, молча выражая свою благодарность за эту благую весть.
– Вам по-прежнему неизвестна причина нападения?
– Наш старый слуга – полоумный смутьян, его голова была забита кощунственными идеями. После недавней войны подобных безумцев пруд пруди. Но о Джеме лучше не вспоминать, сэр, ведь нам его все равно не понять. – Помолчав, госпожа Олдерли тихо прибавила: – Мы очень благодарны господину Уильямсону за доброту. В тот день вас обоих послало к нам само Провидение.
Я восхитился тем, как деликатно она выразила свою мысль. Хотя Олдерли имел полное право высечь своего слугу, особенно после столь ужасного злодеяния, смерть виновного во время экзекуции – обстоятельство довольно-таки неприятное. Но Уильямсон – свидетель, в правдивости которого никто не усомнится, к тому же обладающий полезными связями, – оказался в доме в нужное время. Он урегулировал вопрос с властями, подчеркнув, что причиной смерти преступника, скорее всего, стали болезни и старость, а не избиение, а также заметив, что гибель слуги – лучший исход для него самого, поскольку она избавила старика от тягот тюремного заключения, суда и публичной казни.
– Погиб еще один слуга, мадам. В соборе Святого Павла.