Мир, который предстает перед нашими ограниченными ослабленными органами чувств, вовсе не тот мир, каким он является. Это только тот мир, каким он нам представляется. Его измерения, его стабильность, его твердость и связность есть результат работы нашего внутреннего зрения, которому в один прекрасный день будет дано видеть его иначе. Сэру Эдварду все еще удобно в этом мире, созданном его органами чувств и его рациональной наукой.
— Сэр Эдвард назвал бы такое рассуждение софистикой, — сказал Лидиард.
— Это совет. — возразил Зефиринус. — То, зачем вы явились сюда. Доверьтесь своему внутреннему зрению, мистер Лидиард, то, что оно запечатлевает — реально. Но вам следует избегать его соблазны, так же, как вы должны побороть и соблазны сомнения, ведь в мире существует зло, и Сатана всегда заботится о том, чтобы привлечь души человеческие на сторону своего тщеславного дела. Одна только вера способна сказать нам то, чего не в состоянии раскрыть зрение. Мне жаль вас, потому что вы должны нести бремя внутреннего зрения, не вооружившись верой, но я не могу предложить вам никакого иного ответа. Мы всего лишь люди, мистер Лидиард, и, как бы мы ни горели желанием быть Создателями, не нам овладевать этой привилегией. А все те, кто пытается это делать, являются слугами Сатаны, сознают ли они это или нет. Отправляйтесь же домой, и молитесь, мистер Лидиард. И предоставьте Габриэля Гилла вервольфам, они ведь его духовная родня. Вы не должны бояться ни этого несчастного мальчика, ни этого ужасного Зверя, которого повстречали в Египте. Они не в состоянии украсть у вас то наследие, которое ваше, благодаря добродетели Христа и Его милосердию, а оно есть Царство Небесное, которое уже близко. — Он немного помолчал, затем добавил. — Благодарю вас еще раз за то, что принесли кольцо брата Фрэнсиса и за ваш рассказ о его смерти. А теперь вам следует уйти, потому что нет более ничего, о чем я могу вам рассказать.
Лидиард позволил аббату проводить себя по извилистой тропинке назад, к арке дверей. Но оставался еще один вопрос, который он намеревался задать прежде, чем уйти. Когда они подошли к дверям, он повернулся к монаху и спросил:
— Верите ли вы в то, что человек может быть одержим дьяволом?
— Абсолютно в этом убежден. — ответил Зефириниус. — И я верю в силу ритуала изгнания нечистой силы не меньше, чем в действенность молитвы. Но то видение, какого вы удостоены, мистер Лидиард, само по себе не есть зло. Это вовсе не означает, что какой-то чертенок посылается вам в наказание. Вы целиком сами отвечаете за свое спасение, и без вашего разрешения никто не может ему угрожать.
Затем двери за ним затворились, и он услышал, как задвигают на место засов. С опущенной головой Лидиард направился туда, где некоторое время тому назад он вылез из кэба, но внезапно резко остановился, когда осознал, что теперь там стоит совсем не тот экипаж: он был определенно больше и запряжен парой сильных породистых лошадей.
Из окна кареты на него смотрела самая красивая женщина, какую ему когда-либо приходилось видеть. Она была блондинкой с очень длинными волосами, очень бледной, но обладавшей совершенным цветом лица и примечательными фиалковыми глазами. Зубы, обнажившиеся в очаровательной лукавой улыбке, были гладкими и белыми.
— Мистер Лидиард, — произнесла она воркующим нежным голосом, — я взяла на себя смелость отослать ваш кэб. Я отвезу вас в любое место, куда вы захотите, и была бы весьма благодарна, раз уж представился удобный случай, с вами побеседовать.
Лидиард и сам не знал, что заставило его так поступить, но он немедленно шагнул назад и затравленно огляделся. Он поднял голову, чтобы взглянуть на кучера, но еще прежде, чем узнал этого человека, догадался, кто эта женщина.
— Мандорла Сулье, — произнес он вслух, чувствуя себя одураченным, не зная, что сказать дальше.
Женщина в карете только улыбнулась, но кучер, который оказался Перрисом, братом Пелоруса, поднял с сиденья рядом с собой палку с серебряным наконечником и потянул блестящую черную рукоятку, достаточно далеко, чтобы Лидиард мог убедиться в том, что эта трость на самом деле является шпагой.
— Садитесь же, мистер Лидиард, — пригласила Мандорла, голос ее все еще был напоен медовой сладостью. — Мы не собираемся причинить вам никакого вреда, обещаю.