— Нам известно о мальчике, которого поместил туда Харкендер, — невыразительным голосом сказал Лидиард. — Нам говорили, что о его особенностях узнали во время экспедиции Харкендера в Египет и его воображение связано с каким-то магическим ритуалом Харкендера. Нам известно, что его соблазнили или похитили из Хадлстоуна, вероятно, это сделали лондонские вервольфы.
— Так значит, вам известно все, что я могу вам сообщить, — заключил Зефиринус.
— Все, кроме одной детали, — поправил его Лидиард звенящим голосом. — Мы не знаем, верите ли вы, что этот ребенок — Антихрист.
Когда он произносил эти слова, то испытывал неловкость, сознавая, насколько странно они звучат, и такую же неловкость он испытывал, будучи абсолютно уверен, что этот необычный монах воспримет их полностью всерьез.
— Мы не знаем, кто он такой, — ровным голосом признался Зефиринус. — Но ваше предположение — реальная возможность. Джейкоб Харкендер в это не верит, но он не имеет понятия, чья энергия питает его мстительные желания. Да и вы, мистер Лидиард, разве вы в это верите, несмотря на ваши старательные попытки занимать нейтральную позицию? Возможно ли, что вы идете против собственной совести, пытаясь заслужить мою лояльность?
— Мой разум открыт, — настаивал Лидиард, — и за последнее время он стал еще более открытым, чем мне хотелось бы. Но честно, я не знаю, что и думать о реальности оборотней или о силах магического видения. С тех пор, как меня укусила змея, у меня начались собственные странные видения, но я не осмеливаюсь полностью верить в то, что вижу, или в то, что мне рассказали. Верю я во что-то или нет, брат Зефиринус, но я был бы рад получить ваш совет относительно того, как я мог бы поступать по отношению к Харкендеру и этому мальчику. Харкендер пришел к нам, прося помощи, чтобы избавиться от вервольфов.
На минуту Зефиринус поднялся, разглаживая складки на рясе, затем снова сел, и задумчиво дотронулся пальцем до губ.
— Не делайте ничего, — произнес он твердо. — Вы не в силах изменить то, что уже произошло. Обстоятельства таковы, что результат уже предрешен, поэтому и вам ничего не следует делать, только наблюдать, и наладить мир с Богом. Да, утешьтесь в вере, мистер Лидиард, и убедите сэра Эдварда поступить так же.
— Не хотите ли вы сказать, что и вы не собираетесь ничего предпринимать? — удивился Лидиард.
— Это тот предмет, о котором мне не позволено говорить, — ответил аббат.
Лидиард испытал жестокое разочарование, получив отказ Зефиринуса говорить о чем-то еще. Но он хорошо понимал, насколько тщетно было бы настаивать на своем. Вместо этого он сказал:
— Если что-то встревожило меня и Пелоруса, так это вопрос относительно второго создания, которое появилось из египетской долины. Какое отношение оно имело к ребенку и к нам? Если этот ребенок — Антихрист, то кто второй? Является ли это существо Зверем Откровения или воплощением Сатаны?
— Мы не можем быть уверены. — повторил Зефиринус. — Но о приходе Зверя ясно сказано в пророчестве, и в этом событии не может быть ничего такого, что бы нас удивило. Возможно, мы могли бы лучше об этом судить, если бы знали в точности, что произошло перед тем, как погиб брат Фрэнсис. Я полагаю, это и есть та информация, которую вы принесли мне.
Лидиарда ни в коей мере не удовлетворяло то, что до сих пор предложили ему в обмен за его информацию, но он не колебался. Он поведал все, что произошло в долине, добавив к рассказу краткий отчет о собственных бредовых ночных кошмарах и о том, как его окончательно пробудил Пелорус.
— Мой разум открыт, — повторил Лидиард, но не мог удержаться, и добавил — Несмотря на те попытки, которые совершали иезуиты, чтобы закрыть его. Иезуиты, понимаете ли, требовали слишком многого, когда утверждали, будто бы мальчик, которого отдали им в самые его восприимчивые годы, должен принадлежать им навсегда. Не знаю, осталось ли даже в том тайном уголке моей души, который мои учителя пытались превратить в их собственный, что-то из тех понятий, в которые благочестие заставляет нас верить. И я думаю, вы поймете, в каком хаосе неопределенности я нахожусь.
— Можете отбросить то, чему учили вас иезуиты, но вы от них не избавились, — покачал головой Зефиринус. — Даже Таллентайр от них не избавился, как можно видеть из его статей в «Ежеквартальном обозрении», несмотря на их враждебность церковным доктринам. Он может отбросить верования иезуитов, но при нем остались их краснобайство и пылкое рвение. Когда настанет день для вас обоих сделать серьезный выбор между верой и забвением, вы оба довольно четко поймете, перед каким выбором стоите. И если Господь призовет вас снова вернуться к вере, как он призвал Савла [16]
по дороге в Дамаск, вы вспомните все, чему учили вас иезуиты, смело и целиком. Вы принадлежите им, если вообще кому-нибудь, сомневайтесь в этом, если вам так угодно. Я вам советую быть готовым, потому что этот день может прийти довольно скоро.Эта проповедь в миниатюре не произвела особого впечатления на Лидиарда.