Лондонские сочинители

– Не могу, мистер Шеридан. Никак не могу. – Идея Шеридана заметно испугала Айрленда. – Перед такими зрителями я и слов достойных не подберу. Слишком уж публика… авантажная.

– Извольте, мистер Айрленд. Коли вам угодно, можете отсиживаться в костюмерной. В таком случае придется от вашего имени выступить мне. «Молодой человек, который по счастливому стечению обстоятельств наткнулся на целый ворох доселе никому не ведомых и никем не виданных бумаг, исписанных рукою Шекспира»… и так далее в том же духе. Из этого может выйти прекрасный эпилог для следующего спектакля. Как вам такое начало?

Приняв эффектную позу, Шеридан продекламировал:

Восславлю Барда, равных нет кому,
И юношу, что другом стал ему.
Шекспир и Айрленд – вместе навсегда.
Воздайте должное им, господа!

– Ну-с, пойдет? – поинтересовался он.

– Можно кое-что добавить, – проговорил Уильям:

А кто ж поднимет Бардово перо,
Приимет славы жгучее тавро?
Век жалок, жалок и поэтов стих,
Купель театра, видно, не для них.

– Да у вас талант, мистер Айрленд! Но не надо сетовать на наш жалкий век. Это лишь повредит делу. Лучше заклеймить критиков. Как вам такое:

За малый промах критики бранят
Театр, актеров, пьесу – всех подряд.

Не дав Шеридану закончить четверостишие, Уильям подхватил:

Кто промахи лишь видит – не судья.
Судите в целом, заклинаю я!

– Мои поздравления, мистер Айрленд. Вы настоящий поэт.

– Об этом я и не мечтаю, сэр.

– Вздор. Когда-нибудь вы непременно сочините пьесу. Мне это ясно как день.

К Шеридану подошел распорядитель спектакля.

– Декорации дивные, просто чарующие. Дремучий лес. Как в давно минувшие времена. Зрители растают от восторга и умиления, мистер Шеридан.

– А Кемблу есть место, где развернуться?

– Да, специально для него соорудили скалистую площадку.

– Что миссис Сиддонс? Меня беспокоит ее парик, как бы он не зацепился за ветки. Помните ту злополучную историю, что приключилась с нею в «Близнецах из Тоттенхема»?

– Не зацепится. Я распорядился, чтобы кроны деревьев подняли повыше.

– А для войска оставили место? У них же еще и копья, и щиты.

– Один вид этих ратников нагонит на всех страху, сэр. Их лица расписали синей краской. Акварелист наш постарался.

Пора было выпроваживать с подмостков всех рабочих, костюмеров, бутафоров и художников. Уильям подошел к столпившимся за задней кулисой воинам; в театре этих актеров называли «господа на выходных ролях», на сцене они не произносили ни единого слова. Статисты болтали шепотом, так как оркестр уже заиграл увертюру, специально написанную к этой постановке дирижером Криспином Банком. Называлась она «Сон Вортигерна». В темных кулисах появился Чарльз Кембл. На нем была шотландская клетчатая юбка, блестящий бронзовый нагрудник, а на голове – серебряный шлем, увенчанный розовыми и голубыми перьями. Поглощенный ролью Вортигерна, он бросил отсутствующий взгляд на Уильяма, явно не замечая его. Затем откашлялся и посмотрел вверх, на машинерию. По другую сторону сцены вокруг миссис Сиддонс суетились гримеры, накладывая жирные мазки и потом припудривая лицо. Увертюра закончилась. Публика стихла. Уильям отступил еще дальше в глубь кулис, где валялись забытые за ненадобностью табуреты и другие предметы реквизита. Тишина в зале была для него непереносима.

Едва занавес под скрип лебедки поднялся, в зале раздались восторженные возгласы, даже крики «ура», чего Уильям никак не ожидал. Так публика выражала свое восхищение декорациями. И почти сразу до него долетел звучный голос Вортигерна: он бранил дочь за то, что она тайно обручилась с римским военачальником Констанцием. Миссис Сиддонс, закутанная в одежды неопределенной эпохи, заняла свое место в центре сцены, простерла руки, загородив Кембла для большей части зрителей, и стала перечислять достоинства возлюбленного:

Лишь взглянет он, и самый хмурый лоб
Разгладится; улыбкой озарится
Чело, как солнцем, что встает чуть свет
И гонит ночь. К чему ж мольбы мои?

Уильям почувствовал, что публика настроена благожелательно; по-видимому, стихи приятно удивили и обрадовали зрителей. В конце первого действия миссис Сиддонс запела:

На Троицу мне принесли
Фиалок, лилий, роз
И мне вплели, и мне вплели
Их в золото волос.