Она ведь и, правда,
Несколько мгновений она подумывала приложить руки к шее и прошептать «уж не бубоны(1) ли это?».
Идея была соблазнительная. Чрезвычайно.
А сэр Гарри, черт бы его побрал, стоит довольный как именинник, и выглядит так, будто ни за что ни хотел бы оказаться в другом месте.
Только в этом зале. Только бы ее помучить.
– Вы только посмотрите, – светски произнес он. – Себастьян танцует с мисс Смайт–Смит.
Оливия обвела взглядом комнату, решительно не желая смотреть на мужчину рядом с собой.
– Я уверена, она просто в восторге.
Возникла пауза, а потом сэр Гарри спросил.
– Вы кого–нибудь ищите?
– Мою мать! – Она практически рявкнула. Он что с первого раза не расслышал?
– А… – Он молчал целое благословенное мгновение, а потом: – Она на вас похожа?
– Что?
– Ваша матушка.
Оливия резко подняла на него глаза. Почему он спрашивает? Почему он вообще с ней разговаривает? Он вроде уже все сказал, что хотел, разве нет?
Какой ужасный человек. Может, это и не объясняет кипы бумаг в камине и странной шляпы, но точно объясняет
Самонадеянный.
Заносчивый.
И много чего еще, вне всякого сомнения, только она слишком взволнована, чтобы как следует подумать. Для поиска синонимов необходимо куда более ясно мыслить, чем у нее выходит в его присутствии.
– Я подумал, что могу помочь вам найти ее, – сказал сэр Гарри. – Увы, мы с ней не встречались.
– Она очень на меня похожа, – рассеянно сказала Оливия. А потом, по совершенно неясной ей самой причине, добавила: – То есть, скорее, это я на нее похожа.
Он улыбнулся, очень легко, и у Оливии возникло престранное впечатление, что на этот раз он не смеется над ней. И не пытается ее спровоцировать. Он просто… улыбается.
Это смущало.
Она не могла отвести от него глаз.
– Я всегда высоко ценил точность выражений, – мягко произнес он.
Она уставилась на него.
– Вы очень странный человек.
Ей
Она прикоснулась к шее. Может, если она ущипнет себя несколько раз посильнее, следы все же сойдут за бубоны?
Последний пункт нельзя считать болезнью, но и он порой может сослужить неплохую службу.
– Потанцуем, леди Оливия?
Как сейчас, например. Жаль, что она слишком поздно об этом подумала.
– Вы хотите танцевать, – повторила она. Его желание казалось совершенно немыслимым, даже более немыслимым, чем его идея, что она тоже может этого хотеть.
– Да, – ответил он.
– Со мной?
Ответ его явно позабавил.
– Я бы пригласил моего кузена, ведь он единственный в этом зале, кого я еще знаю, но это вызвало бы в обществе некоторую сенсацию, вы не находите?
– По–моему, танец закончился, – ответила Оливия. Если это и неправда, то скоро станет правдой.
– Тогда мы станцуем следующий танец.
– Я еще не давала согласия танцевать с вами.
Она прикусила губу. Теперь она похожа на идиотку. На вздорную идиотку, худшую из разновидностей.
– Вы согласитесь, – самоуверенно заявил он.
Никогда еще, с того самого момента, как Уинстон наболтал Невиллу Бебруку, что она в нем «заинтересована», Оливии так не хотелось ударить человека. Она, вне всякого сомнения, сделала бы это, если бы думала, что удар сойдет ей с рук.
– Ведь у вас нет выбора, – продолжил он.
В челюсть, или в висок? Что будет больнее?
– И потом, кто знает… – Он наклонился вперед, и глаза его блеснули в свете свечей. – Может, вам даже понравится?
Висок. Определенно. Если размахнуться пошире, он, наверное, потеряет равновесие. Она с удовольствием поглядит, как он растянется на полу. Вид будет просто
– Леди Оливия?
Кругом осколки. А может, даже и кровь…
– Леди Оливия?
Раз уж она не может это
– Леди Оливия? – Он протянул руку.
Она посмотрела вокруг. Он все еще стоял, ни крови, ни осколков видно не было. Какая жалость. И он совершенно очевидно ожидает, что она примет его приглашение.
К сожалению, он прав. У нее действительно нет выбора. Она может – и, скорее всего, будет – настаивать, что не видела его ни разу до этого самого вечера, но они оба знают правду.