– Рассказывать особенно нечего, – ответила она, хрустнув газетой в попытке напомнить Мэри, что она пришла в парк почитать. – Он узнал во мне свою соседку и пригласил на танец. Все было очень цивилизованно.
– Он что–нибудь говорил о своей fiancée?
– Конечно, нет.
– А о Джулиане Прентисе?
Оливия закатила глаза.
– Ты и, правда, думаешь, что он стал бы рассказывать совершенно чужому человеку, да еще и женщине, как поставил кому–то синяк под глазом?
– Нет, – мрачно согласилась Мэри. – Это было бы слишком прекрасно. Клянусь тебе, я
Оливия изо всех сил изображала, что разговор навевает на нее скуку.
– Ладно, – продолжила Мэри, ничуть не смущенная недостатком реакции со стороны собеседницы. – Расскажи мне о танце.
–
– Ты просто
– В Лондоне, без сомнения, произошло еще что–нибудь интересное, кроме моего короткого скучного танца с сэром Гарри Валентайном.
– Не то, чтобы, – ответила Мэри. Потом пожала плечами и, зевая, перечислила: – Мать Филомены утащила ее в Брайтон, Энн заболела. Наверное, та же простуда, что у тебя.
– Никто не видел сэра Гарри с того самого вечера, – добавила Мери. – Он
Оливия ничуть не удивилась. Скорее всего, он сидел за столом и что–нибудь строчил. И, возможно, на нем была странная шляпа.
Точно она не знала. Она целыми днями не выглядывала в окно. И даже не смотрела на окно. Во всяком случае, не больше шести–восьми раз.
Ежедневно.
– О чем же вы тогда говорили? – спросила Мэри. – Я знаю, ты с ним говорила, я видела, у тебя двигались губы.
Пылая негодованием, Оливия развернулась к подруге.
– Ты следила за моими губами?!
– Да, ладно тебе. Как будто ты никогда этого не делала.
Замечание было не просто правдивым, а неопровержимым, поскольку Оливия проделывала это
– Я никогда не следила за
– Но могла бы, – уверенно ответила Мэри.
Тоже правда, но Оливия не собиралась ее признавать.
– Так о чем вы говорили? – снова спросила Мэри.
– Ни о чем особенном, – солгала Оливия и снова, на сей раз уже громче, зашуршала газетой. Она уже просмотрела светскую колонку – она обычно начинала читать газету с конца – но хотела еще прочесть парламентский отчет. Она делала это всегда. Каждый день. Даже ее отец не читал парламентских отчетов ежедневно, а ведь он являлся членом палаты Лордов.
– Ты выглядела сердитой, – настаивала Мэри.
– Так ты сердилась?
Оливия заскрипела зубами.
– Ты ошибаешься.
– Я так
Оливия бросила взгляд на Салли, как раз втыкавшую иголку в ткань и изо всех сил изображавшую, что не подслушивает. Потом снова посмотрела на Мэри, словно давая ей понять –
Это не решало проблему с Мэри, но, по крайней мере, отодвигало ее.
Оливия снова зашуршала газетой и расстроенно опустила взгляд на свои руки. Она забрала газету еще до того, как дворецкий ее прогладил(3), и вся измазалась в типографской краске.
– Фу, какая гадость, – произнесла Мэри.
Оливия не нашлась, что ответить, кроме:
– А где
– А, там, – ответила Мери, махнув рукой куда–то назад. И тут Оливия поняла, что допустила ужасный промах. Мэри тут же повернулась к Салли и сказала: – Ты ведь знакома с моей Женевьевой правда? Пойди, поболтай с ней.
Салли была прекрасно знакома с Женевьевой и отлично знала, что способности последней объясняться по–английски, по меньшей мере, ограничены, но поскольку Оливия не могла вдруг вскочить и закричать, чтобы Салли не
– Вот так, – гордо констатировала Мэри. – Чисто сработано. Теперь расскажи мне, какой он? Он красивый?
– Ты его видела.
– Нет, красив ли он с близкого расстояния? Эти
– О! – воскликнула Оливия, внезапно кое–что вспомнив. – Они
– Не может быть. Я совершенно уверена…
– Ты ошиблась.
– Нет. Я в таких вещах никогда не ошибаюсь.
– Мэри, я видела его лицо вот с такого расстояния, – заявила Оливия, показав расстояние на скамейке между ними. – Уверяю тебя, у него карие глаза.
Это привело Мэри в ужас. Наконец она помотала головой и сказала:
– Наверное, это из–за того,
Оливия закатила глаза, а потом уставилась прямо перед собой, надеясь, что все на этом и закончится. Но Мэри не так–то просто было сбить с толку.
– Ты так и не рассказала мне о нем, – заметила она.