Лонжа

Беседовали негромко, иногда переходя на шепот. Старший казался сдержаннее, младший то и дело сжимал кулаки. Главное уже сказано, тяжелая артиллерия отгремела. Арьергардный бой.

– В Баварии я бы отдал тебя под суд, – молвил король Август Первый. – Кем ты себя вообразил, Зигфрид? Вспомнил времена рыцарей-разбойников? «Gaumenspalte»! Ты еще начни людей на столбах вешать!..

Зигфрид, граф Шейерна, невозмутимо пожал плечами.

– Входишь во вкус, твое королевское? Поздно, Август, поздно! Или слишком рано… Обидно, оба мы были всего в одном шаге! Твою коронацию я бы, конечно, оспорил. Людвиг III, твой дед, отрекся, отец тоже не принял престол, значит, достоинство переходит к иной ветви, моей… Но это, Август, теория.

Нибелунг, поморщившись, извлек из кармана серебряный портсигар, щелкнул крышкой.

– Разве ты не понял? Семейный совет Виттельсбахов заранее объявил коронацию недействительной. Кто надавил на наших стариков, даже не представляю, но пели они в унисон. Все! Никто из царствующих домов теперь не признает нового баварского короля. Вот и конец нашей вендетте.

Сказать было нечего, и Август Первый промолчал. Граф между тем, закурив, вновь скривился. Не иначе табак оказался плох.

– Между прочим, главный злодей не я, а твой младший брат. Ты его не замечаешь, а зря. Вырос юнец! Именно для него старался Арминий. И не сам он это все придумал. Тем, которые в Штатах, нужна Бавария, но с послушным правителем. А ты, Август, не любишь слушать советы.

Король наконец-то нашел силы, чтобы улыбнуться.

– Я тоже не люблю, – понял его граф Шейерна. – Но мы Виттельсбахи, наш с тобой спор – семейное дело. А твой любимчик рвется в вожди, лбом стены пробивает. При тебе он так бы и остался шутом. А так – личный королевский представитель, может даже наместник, в будущем – министр германского правительства в изгнании. Я его честно пытался остановить. Ради себя самого, однако, как видишь, для общего блага. Но все, увы, зря! Нашу с тобой Баварию просто раздавили… Впрочем, есть еще один вариант.

Бросив папиросу, встал, одернул пиджак. Август последовал за ним.

Лицом к лицу.

– Ты сейчас – король без королевства и без подданных. Тебя не признал и не признает никто. Но ты – король.

Август шевельнул губами.

– Верно.

– Значит, мы это изменим.

Правая рука – вверх. И громко, во весь голос, не жалея связок:

– Да здравствует король! Augustus rex plures non capit orbis!..[50]

Выдохнул, провел узкой ладонью по лицу.

– А сейчас… А сейчас я, Зигфрид, граф Шейерна, присягну тебе и подам коронационный меч[51]. Не удивляйся, он у меня в машине, захватил с собой. Надеюсь, ты отдашь мне его обратно?

Король на миг задумался.

– Допустим. Но тогда вне закона будем мы оба, коннетабль.

Нибелунг дернул широкими плечами.

– Зато докажем, что Бавария еще жива!

* * *

– Нужен ты не здесь, а в Штатах. Станешь моим голосом, будешь общаться с репортерами и председательствовать на собраниях. Но вначале сделай так, чтобы решили, будто я исчез – пропал без вести при переходе границы. «Стапо» не поверит, но проверка займет несколько дней. А потом я переберусь за океан, но буду скрываться, потому что от природы очень осторожный и не слишком смелый. Постарайся в этом всех убедить. И постепенно собирай всех, кто верит в Баварию. Нашу будущую армию.

– Лучше, Август, возьми меня с собой, в Германию. Коннетабль не отсиживается в обозе. Уж спину я тебе прикрыть смогу.

– На этот счет у меня есть другая кандидатура, потом познакомлю. Только учти, она разведчица и безоружной на задание не ходит.

– А твой Арминий?

– Он уже не мой.

1

Лонжа обернулся, ничего не понимая, потом взглянул на девушку, которая так и не успела назвать свое имя.

…Белое, в цвет мела, лицо, красное – кровью плеснули, пятно на щеке, капельки пота на лбу…

– Фройляйн, с вами все в порядке? И… В кого стреляли?

Девушка что-то ответила, но он не разобрал. Танго не умолкло, напротив, музыка стала громче, яркое июньское солнце померкло, и по ровному кругу лесной поляны заскользили призрачные тени. Деревья потеряли ветви и листву, готовые обернуться белыми колоннами. Его позвали три раза, на этот зов откликаются всегда.

Умоляю, подай мне
Лишь одно воскресенье,
Я умру и воскресну,
И вновь умру!

Рай не светит нам, шагнувшим в бездну,
Новых воскресений нам не знать!

Светлая перчатка на желтой кости вновь коснулась плеча.

– Чего ты еще ждешь, мой Никодим? Тебя предал единственный друг, твою душу разрубили пополам. Надо ли терпеть боль до конца дней? Зачем тебе такая жизнь?

Он шевельнул губами, даже не думая.

– Мне – уже ни к чему. Другим нужна. Потерплю.

И вернул мир обратно.

Потерплю…

Король посмотрел на недвижное тело друга, затем на пистолет, так и оставшийся в руке того, кого в шутку титуловал «дурачиной»…

– Почему? – наконец выдохнул он, все еще не веря. – Почему именно ты?

«Наверняка кто-то предаст, причем из своих – и в самую последнюю минуту. Законы жанра, куманёк. И предадут не меня, тебя».