Лопатка

Автобус опять минут сорок не подходил, хоть пешком иди. Когда пришёл, в нём давка, потом в фуникулёре давка - это с больным-то сердцем. Чуть Богу душу не отдала. А дома, отдышаться не успела - в дверь звонят. Светка. Явилась - не запылилась. Вся измазанная-перемазанная, пудры на щеках с палец - глаза бы на неё не глядели.

Галине Петровне и спрашивать не надо, с чем красавица пожаловала. Просто так о матери ведь не вспомнит. Предложила ей чаю, а та и раздеться не хочет, в чём была выкладывает: дай ей двести рублей.

Светлана живёт на той стороне Золотого Рога, не поленилась через весь город приехать - будто ближе не у кого попросить. Да и то: кроме матери, кто ей даст? Живёт она с мужем не с мужем, а с очередными хахалем. Тот и в золотых цепях ходит, и на белой Тойоте ездит - а как есть захотелось, так она к старой матери бежит. Вот так. Двести не двести, а сто рублей Галина Петровна ей дала, хоть и знала, что эти деньги сегодня же пропиты будут. Но сердце не камень. Теперь самой бы до зарплаты дотянуть.

После ухода дочери Галина Петровна решила ужин не готовить. Аппетита всё равно нет никакого, а Сергей придёт - пусть сам себе варит, если хочет. Сосиски в холодильнике, макароны в буфете.

Прилегла на диван отдохнуть - опять звонок. На этот раз телефон. Что за напасть? Уже много лет - да с тех самых пор, как за мужем пришли - не ждёт Галина Петровна добра ни от телефонного звонка, ни от стука в дверь, ни от письма в почтовом ящике. Уж лучше оставили бы её в покое... Не оставляют. Так, видать, на роду написано: тревоги да хлопоты.

Звонил как раз муж - лёгок на помине. Сколько времени от него ни слуху ни духу, а тут заказал разговор со своей Лопатки.

- Как дела?

У него всю жизнь такая манера. Ещё до тюрьмы, бывало, позвонит из Москвы, из Сопкового или с той же Лопатки, и ни Здравствуй, ни Привет, а сразу: Как дела? Только раньше всегда находилось, что ему ответить, а теперь хоть рта не раскрывай. Тошно всё об одном и том же. Да и спрашивал раньше Степан другим тоном.

Ничего не стала рассказывать Галина Петровна про свои дела, а сразу спросила:

- Зачем звонишь?

- Значит, так. У нас зарплату в этом месяце задержали. Я денег вовремя перевести не смогу.

Мог бы и не докладывать. Нет твоих денег - и не надо. Проживём.

- Что ещё?

- Ничего, - тут Степан вдруг помягчел, что нечасто с ним случалось. Знаешь, странный такой случай. У нас на складе, где катер мой раньше стоял, сторож новый. Я туда сегодня ездил разбираться, почему соляра недодали. Он психанул немного - здоровый, а с придурью - а потом возьми да и расскажи, что в ночь на воскресенье к нему Володя Шмидт являлся. Помнишь?

- Откуда мне помнить? Я его и не знала.

- Ну, старатель, которого в семьдесят втором на карьере бульдозером задавило. Главное, этому сторожу про тот случай и знать неоткуда. Молодой мужик и к нам первый раз заступил. Значит, и правда к нему покойник Шмидт являлся?

- Совсем вы там с ума посходили, - вздохнула усталая Галина Петровна. Один чушь несёт, а второй его слушает. Ты бы лучше поинтересовался, что тут твои дети вытворяют.

- А, дети... - Степан вернулся к обычному своему злому голосу. - Говори быстрее, а то у меня талон кончается. Три минуты заказывал.

* Что тебе говорить? Тебе ж на всё плевать?

В трубке запикало.

Вот тоже: муж. Больше тридцати лет они считаются одной семьей, а сколько из тех лет жили общим домом? Только первые четыре года в маленьком городке среди южно-казахстанских степей.

Степан был сначала мастером, потом старшим мастером на металлоизвлекательном заводе, а она, пока не ушла в декрет, заведовала сберкассой. Не лёгкие были и те годы: выпали на них и пелёнки, и бессонные ночи сначала с Серёжкой, потом со Светкой. Помогать было некому: его родители в Караганде, её - в Днепропетровске. Степан допоздна пропадал у себя на заводе. Все рабочие и ИТРовцы возвращались со смены поездом-мотаней, и только её муженёк задерживался надолго после. Добирался он до дому иногда на служебной попутке, а чаще, паля собственный бензин, на первой их машине Жигулях с очками. Все хлопоты с детьми и по дому были на Галине, она страшно не высыпалась, но запомнилось от тех лет другое.

Была у них, не в пример многим молодым семьям, своя квартира. Притом не в галерейном доме, где каждый, живи ты хоть на девятом этаже, может заглянуть тебе в окно - а в нормальном панельном, с огромной лоджией, которая с марта до ноября была у них как третья комната. Всегда чисто и прибрано было у них, даже в самую злую пеленочную пору. И были разговоры по вечерам, когда Степан возвращался-таки домой. Он жадно глотал борщ или шурпу - Галина выучилась отлично готовить и по-казахски, и по-узбекски - рассказывал, блестя глазами, заводские новости. Сам слушал её рассказы про детей: Серёжка сегодня подрался во дворе, а у Светки что-то расстроился животик. Если к утру не наладится, то надо будет завтра показаться врачу.