Лопухи и лебеда

Подставляет свету зад и, извернувшись, осматривает в зеркало ягодицы, проводит по ним ладонью. Хватает ковш, плещет на раскаленные камни. Она с остервенением охаживает себя веником по бедрам.

С порога Лебеда углядел охапку иван-чая в горшке, взбитые подушки на лежанке. В ситцевой кофте и косынке, сложив на коленях руки, Варвара сидела у печки.

– Чего стал как пень? Пришел – дак садися.

Она поднялась и достала с загнетки чугунок с варевом:

– Снедать-то будешь?

– Поснедамши. – Он присел на край лавки, положил картуз. – Хмарить дюже… Должно, дожжик соберется.

– Как раз бы. А то махорку поливать замаялася.

Помолчали. Лебеда задумчиво сопел, уставясь в угол.

– Вишь, как обернулося… – заговорил он. – Все думал: два коня будеть, земли принанять, хуч маненько подняться. Баб загоню, сам поднатужуся… А теперя хожу как очумелый. В окопе сидел, так не обмирал, а тута обмираю – то ли он ногу зашибеть, то ли волки задеруть…

– Как баба с ребятенком, – усмехнулась Варвара.

– В точь как баба, – кивнул он с досадой. – Судьбу-то не омманешь. Ни к чему душой не пристань. А коли пристал – пропал в отделку, сейчас у тебе отымуть…

– Бог дасть, обживется…

– Коли Бог дасть, да чорт не отыметь, – подхватил он со значением. – Чему быть – того не миновать.

– Чего пришел? – разозлилась Варвара.

Лебеда покосился на стол:

– Наливай, что ли…

– За стол-то сядь, как люди! – обрадовалась она. – Щей похлябай, я курку не пожалела…

Она усадила его, с удовольствием налила ему самогонки.

– А сама?

– Не люблю. Нешто с тобой разгуляться…

Со двора донесся свист. Варвара взбеленилась:

– Сатана, кого там ишо?

Малый в кубанке, лениво развалясь в калитке, пронзительно свистел.

– Забирай свово мужика…

– Какого такого мужика? – встревожилась она.

– У нас любой масти… Бери, какой лучше ндравится.

За воротами на телеге, запряженной парой, сидели и валялись вповалку раненые.

– Твой? – Парень ткнул в ржавые бинты, торчавшие из гимнастерки.

Раненый зашевелился. Наклонившись к нему, Варвара с трудом признала Малафея – серое бескровное лицо в испарине, запекшиеся губы.

– Вот она, хозяйка моя, – выдохнул он еле слышно. – Ягодка, красавица… Помираю, Варюха.

На Варвару напал столбняк. Она тупо смотрела на него.

– Кровищи-то… – ворчал малый, просовывая голову Малафею под мышку. – Всю бричкю замызгал. А ну, взяли!

Варвара подхватила его с другого боку.

– А винтаря куды дел? – прошептал Малафей.

– Табе к попу в самый раз, у его завсегда крест имеется для ближнего бою…

– Никуды не пойду, неси взад! – захрипел Малафей. – Отдай оружию!

Пришлось забрать винтовку.

– Энто он ишо в память пришедши, а то вконец прижмурился. Надысь на Карачане пулей в грудя заехала…

– Уж так карта легла, – бормотал Малафей. – Хватилася бы ты, да поздно – тю-тю, нету нашего Малафей Панкратича…

– Чего стал, дядя? – закричал малый, увидев Лебеду, выглянувшего на двор. – Подсоби-кось!

Лебеда подошел, хромая. Тот мигом скинул свою ношу ему на плечо и, сунув винтовку Варваре, побежал к воротам.

– Погоди… Несподручно.

Лебеда взвалил раненого на закорки и понес.

Уложенный на лежанку, раздетый до подштанников, Малафей скрипел зубами, ругался, пока Варвара отмачивала и отдирала задубевшие бинты. Лебеда держал его спину. Он нагнулся и, прищурясь, оглядел набухшую, сочившуюся темной кровью рану в боку.

– Ерунда, перемогётся, – заметил он важно. – Самогонкой промыть тута, иде входная. Заткни чистой тряпицей да замотай натуго. Заживеть как на собаке.

Варвара разодрала рубаху на полосы, намочила в самогоне.

– Воняеть дюже, – кривилась она. – Гнильем шибаеть…

– А как же, обязательно вонять должон, – охотно подтвердил Лебеда. – Потому – кишку зачепило. Огневица у его, вишь, гною – страсть. Ранения энта ничего не пулевая, а, наоборот даже, осколочная.

– Понимал бы ты… – простонал Малафей, приоткрыв один глаз.

– Ишо свечку поставь, что наскрозь ушла, навылет. Дурень, с пули-то дырка полагается аккуратная, ровно гвоздем ковырямши, а у тебе край порватый, потому – осколком…

Малафея бил озноб, он заикался.

– Ф-фершал какой, скажи… Чего он тута п-позабыл?

Лебеда опустил его на подушку. Она принесла овчину, укрыла. Малафей сладко поежился:

– Налей стакан.

– Только обмирал…

Она налила и всунула ему стакан в ладонь.

– А энтому, санитару-то? Пущай со мной выпьеть…

У дверей Лебеда, подняв упавший картуз, обернулся.

– Гребуешь? Я почитай покойник, а ты со мной принять не желаешь?

– Выпей, – попросила Варвара.

С виноватым видом она стояла перед ним, протягивая полный до краев стакан. Помедлив, Лебеда взял его.

– Не пензенский, случаем? – просипел Малафей. – Вывеска вроде знакомая… Ну, спаси Христос!

Они выпили. Варвара поднесла миску с огурцами.

– Покаместь мы, значить, кровь свою проливаем нещадно за трудовую крестьянство, – бормотал Малафей, блаженно жмурясь под овчиной, – а у вас тута блядки-гулянки…

– Ох, зараза… – вспыхнула Варвара. – Выкину табе чичяс, под забором околеешь! Пожалели обормота, а он…

Малафей оживал на глазах.

– Ты мине мозги не запорошишь. Где мой сынок, к примеру, Кузьма? Где ты его, сука, подевала?

– Пошел я, – сказал Лебеда, ставя стакан на лавку.