Лопухи и лебеда

Мучили Лебеду комары и мухи. Они роем вились над головой, впивались в запекшуюся на затылке кровь. Не вытерпев, он лег на бок и принялся с остервенением чесаться. Когда он опять припал к щели, у крыльца стояла Чубарка, мужик со шрамом протягивал пакет вестовому.

На дворе было тихо, дремотно. Часовой что-то втолковывал конюху, тот слушал нетерпеливо, переминаясь с полными ведрами в руках.

На нос Лебеде уселась муха. Пот ручьем тек с виска.

Мужик со шрамом отдал поводья конюху и отправился за дом. Стараясь не шуршать, Лебеда слез вниз.

В дальнем конце конюшни в санях торчал стожок сена, свалены были старые хомуты, обрывки упряжи. Набрав овса в мешке, конюх засыпал его в кормушку и зашлепал босыми ногами по луже в проходе. Чубарка подала голос.

– Ишь, барыня, – сказал он. – Какого тебе рожна?

Он выплеснул ведро и вышел.

Куча рухляди в углу ожила, из-за нее бесшумно возник Лебеда.

Подняв морду, кобыла оскалила зубы и коротко заржала, отозвался серый жеребец. Лебеда потрепал ее по шее, успокаивая.

Со двора донесся легкий топот и позвякиванье железа. Бросив поводья, Лебеда метнулся к двери, вжался в стену.

Парень, вбежавший с яркого солнца в полутьму конюшни, приостановился и, щурясь, всматривался в проход. Он шагнул вперед, выискивая сухое место, куда сложить седло и уздечку, и нагнулся, ремень винтовки съехал с его плеча.

Сцепив руки в замок, Лебеда с размаху ударил по склоненной спине, как топором. Ноги у парня подломились, он с глухим стоном рухнул в лужу, Лебеда навалился сверху.

Вскочив коленями на плечи парня, он ткнул его головой в бурую жижу. Тот рвался, хрипел и булькал под ним, спина его стала обмякать, дрожь пробежала по ней, он замер.

Лебеда высвободил ремень винтовки, придавленный телом, стер с дула налипшую грязь и, передернув затвор, заглянул в патронник. Поднявшись, он подхватил парня за ноги и отволок в темноту. Он еле успел скорчиться за Чубаркой, когда в дверь сунулся конюх.

– Языком-то молоть, вишь, мастера… – заговорил он с ухмылкой, осекся и уставился на лежащее на земле седло. – Лычонок, где ты?

Он повертел головой и, не дождавшись ответа, пропал.

Лебеда скользнул в угол, перевернул на спину лежащее тело. На него смотрели выпученные остекленевшие глаза его крестника Лычонка, меньшого сына деда Лыкова.

Лебеда вывел кобылу из денника, залез в седло. Он сжал винтовку и ударил Чубарку по бокам.

У сарая мужики разгружали телегу. При виде несущейся на них лошади они бросились врассыпную, из лопнувшего мешка раскатилась по земле картошка. Только тут Лебеда обнаружил, что кто-то закрыл ворота. Осадив кобылу, он заставил ее развернуться и поскакал за дом.

В заглохшем огороде горел костер, партизаны обедали, рассевшись вокруг общей чашки. Всадник на лошади вырос из-за угла, все головы невольно повернулись к Лебеде.

– Краснота! – закричал кто-то, вскакивая. – Бей его!

Щелкнул выстрел, палили в воздух, боясь задеть своих. Военный во френче обернулся и, подняв револьвер, выстрелил в летевшего на него Лебеду. Чубарка шарахнулась в сторону. Лебеда с трудом удержался в седле.

– Луки-и-ич, сюды-ы! – услышал он звенящий крик.

В нескольких шагах от него Варвара скинула верхнюю слегу с загородки, отделявшей Крячихин двор. Кобыла легко перемахнула к Крячихе. Лебеда успел заметить, что путь на огород отрезан – оттуда шли наметом двое верховых.

Варвара сломя голову бежала к воротам, уронив платок, разметав по ветру волосы. Вынув запор, она оттащила одну створку, и Чубарка вынесла Лебеду на улицу. Ворота захлопнулись у конников перед самым носом.

Один из них, привстав на стременах, сплеча полоснул Варвару нагайкой. От удара ногой в бок она упала, завизжала – лошадиная морда надвинулась на нее.

– Ну, курва, – орал всадник, ерзая в седле. – Твое счастье, что мы не куманисты, баб не стреляем!..

За окошком едва забрезжило, Варвара растолкала Палашку.

– Малой как встанеть, ступайте до тетеньки Крячихи, она вас покормить…

Разглядев в темноте, что Варвара замотана в платок, Палашка испугалась и села на полатях.

– Далеко собралася? – На лежанке закряхтел Малафей. – Стерпела бы ты малость, – сказал он слабым голосом. – Помру – и ступай себе, с кем хошь путайся. Свербить у ей…

– У табе не спросилася! Ты мине кто? Никто! Прохожий!

– А ребятенок чей?

Варвара взбесилась.

– А прежде-то иде табе носило, пустопляса? Подстрелили – и враз вспомнил? Тятькя нашелся…

Палашка с воем кинулась к ней, вцепилась в юбку:

– Мамка, не бросай нас, пропадем без тебе!

Проснулся и захныкал малыш в зыбке. Варвара дала затрещину Палашке, зашипела:

– Делай чего велять, а то впрямь сбегу! Угомони его…

Малафей всхлипнул. Она подошла к нему.

– Помираю, Варькя, – прошептал он, заискивающе глядя на нее. – Вся нутро огнем горить…

– Да будеть табе, уж сколько раз помирал… ишо обмогнешься.

Она схватила узелок и исчезла за дверью.

Восход застал Варвару на опушке березняка. Ветерок побежал по верхушкам, засеребрилась листва. Розовый свет разгорался на белых стволах. Ожили птицы, вспыхнула роса в траве.