Лорд 2

– Расписаться кровью? Будто душу дьяволу продаю, – скривился он, затем повернул голову в сторону штабсинтенданта. – Ганс, ты свою продал?

– Душа при мне, Адольф. Что же до работы с господином Киррлисом, то я ничуть не жалею об этом.

– Работа… вот как сейчас называется предательство своей Родины.

– Я не предавал Германию и не предаю! Я её спасаю! – повысил голос мой «кровник». – Наша страна проиграла эту войну, в которую нас втянули английские евреи. Они же сунули во власть своего ставленника – этого еврея Шикльгрубера, жалкого ефрейтора и ещё более жалкого художника! И я, как и многие настоящие сыны третьего рейха делаем всё, чтобы страна не стала той клоакой, в которую превратилась Германия после Версальского договора. Если ты видишь в этом предательство, то пусть, мне плевать! Можешь подохнуть со своей ложной гордостью и не увидеть, как великое государство, давшее миру множество учёных, музыкантов, учителей и военных окончательно будет разорвано на куски и перестанет существовать. Или встать на мою сторону и если понадобится, то умереть. Но сделать это с чувством, что принял участие в спасении Германии!

«Как же здесь не любят евреев. Интересно, есть за что или это просто точка сосредоточения мировой ненависти человечества, которому просто необходимо куда-то сбрасывать свою злость? – подумал я, слушая эмоциональную речь штабсинтенданта. – А Ганс-то, оказывается, тот ещё патриот и даже сумел найти оправдание своему служению мне».

– Как спасение Германии связано с присягой этому человеку? – доктор указал на меня.

– Если такие, как герр знахарь сражаются против нас, то не будет нашей победы, не будет счастья у немецкого народа, когда не вернутся домой лучшие сыновья Рейха, прольётся слишком много крови и слёз, – уже намного спокойнее произнёс Ганс. – У нашей армии нет ничего и никого, кто бы сумел что-то противопоставить ему. Если бы он не был против войны, то наша армия давно бы умирала от страшных болезней. Некому было бы держать винтовки в руках. Уж поверьте, я знаю, о чём говорю и хорошо представляю возможности господина Киррлиса.

– Ты убивал немецких солдат? – хмуро спросил меня Адольф.

– Да. И буду убивать дальше, пока они не покинут чужую землю, – спокойно ответил я.

– Проклятье, – едва слышно буркнул доктор.

– Добавлю ещё, что для вашего спасения придётся убить одного из ваших соотечественников. Выбора особого нет – или он, или вы, – всё тем же спокойным тоном продолжил я и решил добавить чуть-чуть пафоса и мрачности в равных долях. – В книге Мёртвых уже вписана свежая душа, твоя, доктор! – перешёл я на «ты» с немцем. – Нужна другая, чтобы её заменить.

– Мне нужно подумать, – не поднимая на меня глаз, тихо произнёс Адольф.

– Адольф!..

– Оставь его, Ганс, – остановил я своего спутника, потом обратился к доктору. – Я дам тебе времени до завтрашнего вечера. После пяти будь здесь и жди меня. Если тебя здесь не будет или ты не откроешь дверь, то посчитаю это за отрицательный ответ. Напомню, что жить тебе осталось всего несколько дней, и только я могу отвести от тебя смерть. До завтра.

Уже на улице Ганс сказал мне:

– Зря не дали мне додавить его, герр знахарь. Я бы сумел его уговорить принять ваше предложение. А сейчас как бы он не совершил какую-нибудь глупость.

– Не совершит, – успокоил я его. – Пожалуй, раз с одним пациентом не вышло, то можно посетить другого.

– Поздно уже, комендантский час начал действовать.

– Мне это никак не помешает передвигаться по городу.

– Я к тому, герр знахарь, что придётся пешком идти. Так как все возницы уже разъехались по домам, – уточнил он.

– Дойдём, ходить на свежем воздухе полезно.

Немец ничего не сказал в ответ, но всем своим видом показал, что эти прогулки на морозе полезны кому угодно, но только не ему.