— Киев немцы почти захватили, подошли к Питеру и начали его обстрел из пушек, обещают, что город падёт в течение недели. До Москвы им осталось двести вёрст с гаком. Одних наших пленных захватили больше миллиона и ещё столько же уничтожили в боях.
— Брешешь?! — не выдержал Прохор и аж подскочил со своего пенька. — Врут они всё, где это видано, чтобы к самому Питеру немчуру допустили.
— Брешут собаки, а я рассказываю то, что сам услышал. Может, и привирают в чём-то, но… — хмуро посмотрел на него гость. — Я читал немецкие газеты, слушал самих немцев. И эти гады вели себя… как бы сказать-то… честно — во! Сами себе точно не врали, не для окружения рассказывали друг другу, что скоро война закончится, что взяли много крупных городов и бомбят Питер…
— Ленинград, — тихо поправила его Маша.
— Ленинград, Питер — без разницы, — опять вздохнул Тишин и вдруг посмотрел на меня. — Киррлис, а ты можешь что-то сделать?
— Что? — спросил я. — Я только начал подготовку. Мне нужно время, чтобы набрать достаточно сил. Если сейчас ввяжусь в крупную заварушку, то погибну или потеряю всё. И тогда придётся начинать сначала. Думаешь, мне самому легко слушать про поражение твоей страны, с которой я решил завязать союзнические отношения? Немцы меня за всех своих убитых казнят не разбираясь, если я попаду к ним в руки.
— Пока Москва держится, то и война продлится. А там зима придёт, морозы ударят, а европейцы к нашим холодам сильно не привычные, — вроде как решил то ли нас, то ли самого себя успокоить Тишин. — Уже начало осени, а тёплых вещей ни у кого из них нет, два состава с нашей станции отправили с боеприпасами, продуктами и обмундированием, но опять же с летним. Под Москвой уже скоро заморозки начнутся ночами, днём распутица пойдёт. Так что, думаю, не возьмут они ни Москвы, ни Питера.
— Твои б слова, да богу в уши, — пробурчал Прохор.
— Немцам тоже очень плохо приходится. К нам приходил эшелон с ранеными из самого Смоленска. От них я сумел узнать, что под Ельней им так врезали, что они бежали, теряя сапоги, — произнёс Тишин.
— Большой эшелон? — уточнил я.
— Да не, два вагона средних раненых, десять вагонов битой техники и оружия. И ещё семь вагонов вроде как трофеев офицерских. Их потом на машинах отправили дальше в сторону Германской границы.
— А что так? Поездов не хватило? — влез старик.
— В Лепеле тупик, Прохор, — хмыкнул однорукий. — Дальше нашей станции поезда не ходят.
— Почему? Разбомбили поди сами же или наши взорвали.
— Её и не было. Дорогу в Лепель построили ещё тогда, когда западная Белоруссия была польской территорией.
— Ах вон оно как, — понимающе кивнул старик. — От теперь понятно стало.
— Да побьют наши гитлеровцев, я верю! — громко произнесла Маша, молчавшая до этого, зло кусавшая губы и сжимающая до белых пятен кулачки.
— Обязательно побьют, — уверенно согласился я с ней, а про себя подумал. — «Или мне будет совсем худо из-за того, что выбрал не ту сторону. С другой стороны, боги ли или судьба помогли сделать выбор. И, значит, он правилен».
— Ты когда назад? — сменил тему Прохор, задав новый вопрос нашему гостю.
— Завтра хотел после полудня тронуться в путь, — сказал Тишин старику и повернул голову в мою сторону. — Оставишь переночевать?
— Даже дольше оставайся. Кстати, есть у меня идея, как тебя вылечить и не показать этого посторонним.
— Ну-ка, ну-ка, — живо заинтересовался тот и даже подался ко мне. — Поподробнее бы, Киррлис…
Наличие табуна сильных лошадей (правда, он уже изрядно уменьшился благодаря аппетиту варгов) сняло вопрос с жертвой для лечения Тишина. Усыпив обоих, я провёл уже привычный ритуал, после чего спрятал под землёй высохший труп лошади и разбудил пациента. Эх, надо было видеть выражение лица мужчины, рассматривающего отросшую кисть. Он общипал и искусал её до кровоподтёков, проверяя — а не снится ли ему это.
— Киррлис… — и замолк. — Слов нет, парень, — и со всех сил обнял меня. — Спасибо!
— Да не за что, я же обещал.
— Слушай, а как бы мне теперь прятать руку на работе? — нахмурился он.
— Тебе не только руку нужно прятать. Сейчас ты выглядишь сильно моложе себя прежнего, как свой младший брат.
Он провёл зачем-то ладонью по лицу и спросил:
— У тебя зеркала нет?
— Держи, — я протянул квадратное зеркальце, которое одолжил у девушки. Так и знал, что после ритуала Тишин пожелает оценить свой новый облик.
Тот разглядывал и ощупывал себя несколько минут, потом вернул зеркало и произнёс:
— Рассказывай, что придумал. Догадываюсь, что у тебя есть способ, как всё это спрятать. Или не стал бы проводить ритуал, как до этого, когда спроваживал к немцам.