Лорд Байрон. Заложник страсти

Аннабелла писала о приготовлении свадебного торта, и, вне всякого сомнения, ее родители предпочли бы венчание в церкви в присутствии всех богатых соседей. Но Байрон наотрез отказался, настояв на получении специального разрешения пожениться в домашней обстановке. Постоянные задержки дня свадьбы вызывали в душе Аннабеллы беспокойство, которого она уже не могла скрывать, а уверения Байрона звучали колко: «Жаль, что мы не поженились два года назад, но не беспокойся: я уверен, мы будем любить друг друга всю оставшуюся жизнь так сильно, как будто никогда не сочетались браком».

Тем временем у Байрона были другие дела в Лондоне. Элиза Фрэнсис, молодая девушка, которая навещала Байрона до того, как он уехал на север, появилась вновь и на этот раз встретила более теплый прием. Она писала об этой встрече как о самом важном событии в ее жизни: «Все было как в сказке». Байрон «поднялся с кресла и протянул мне руки, повинуясь внезапному чувству, я протянула ему свои, и тогда он выразил желание сделать для меня все возможное».

Во время следующего своего визита Элиза осмелилась выразить желание быть представленной леди Байрон после свадьбы. На это он дал пространный отрицательный ответ: «Хотя она очень дружелюбна и открыта, но может вбить себе в голову какую-нибудь ревнивую чушь…» Пока они разговаривали, Элиза услышала шум и спросила, что это. «Просто крысы, у нас их полно!» Ей показалось забавным наличие крыс в городской квартире, и она заметила: «По крайней мере, здесь нет детей». – «Детей! – вскричал лорд Байрон. – Не говорите о них, меня охватывает дрожь».

После этого Байрон подал Элизе руку, и она вновь ответила на пожатие. «Пока мы так стояли, я осмелилась посмотреть, какого цвета у него глаза, и хотя это были самые прекрасные глаза в мире, но оказались они не такими темными, как я предполагала, а большими и серыми – глаза «шотландской королевы Марии», а казались они почти черными из-за длинных темных ресниц. Я никогда прежде или потом не встречала таких глаз, и так мы стояли: я – глядя вверх, он – вниз. Не знаю, сколько это длилось, но вот раздался звонок в дверь, и он отпустил мои руки».

Во время следующих двух визитов «голос и манеры Байрона были ледяными», и он признался, что ничего не может сделать для Элизы из-за своего теперешнего положения. Элиза ушла, а «он стоял у камина, глядя мне вслед с выражением такой любви в очах, которое одновременно изумило и испугало меня». Она не приходила десять дней, но не могла забыть Байрона и наконец решилась на последнюю встречу. Его ответ поразил Элизу: «Пусть будет так, возможно, это и к лучшему!» «Потом он взял мою руку и добавил: «Возможно, встречайся мы чаще, наше увлечение закончилось бы, как заканчивается большинство подобных увлечений…»

Элиза поднялась, но у нее закружилась голова, и она чуть не упала в обморок. Байрон обнял ее за талию и взял ее руку в свои. «…Я стояла с опущенной головой, а он бережно отвел в сторону прядь волос, выбившуюся из-под шляпы, и поцеловал меня в шею, это испугало меня, и я попыталась освободить руку, но он прижал меня к груди с пугающей силой…»

Байрон успокоил Элизу: «Не дрожите, не бойтесь, со мной вы в безопасности». «Он опустился в кресло и привлек меня к себе, на какое-то мгновение я прижалась к нему: я влюбилась впервые в жизни, и это была моя последняя встреча с этим необыкновенным человеком… Он посадил меня к себе на колени, обнял меня за талию, и я не могла противиться ему…» Байрон поцеловал Элизу в щеку и хотел поцеловать ее в губы, но она вскочила со словами: «Я должна идти», однако «он так яростно прижал меня к груди, а его страстный взгляд яснее ясного говорил о его чувствах. Однако несколько ласковых слов привели его в чувство… Он отпустил меня. «Идите, – сказал он, – ни за что на свете я не причиню вам зла». Байрон спросил Элизу, придет ли она снова, но, когда она сказала, что не должна, он ответил: «Вы правы, как вы правы, но все же приходите!»

Когда Элиза пошла к двери, Байрон вновь заключил ее в объятия и опять отпустил. Элиза вспоминает: «Я оглянулась, чтобы еще раз увидеть человека, которого покидала навсегда: он стоял рядом с выражением такого горя на лице, что я снова бросилась в его объятия. И после нескольких безумных объятий я навсегда рассталась с благородным лордом Байроном».

Байрон обратился к архиепископу Кентерберийскому за специальным разрешением, «чтобы пожениться в любое время и в любом месте без суеты и публичной огласки». Так он сказал Аннабелле, которая пыталась скрыть свою досаду от своих родителей и самой себя. Свадебный торт уже черствел, а подобающий случаю текст – благородная попытка сэра Ральфа сочинить гимн в честь новобрачных – пылился на его столе. 24 декабря Хобхаус тронулся в путь вместе с унылым женихом. Они расстались в Честерфорде: Хобхаус направился в Кембридж, а Байрон – в Сикс-Майл-Боттом. Рождество оказалось несчастливым, как и в Сихэме, потому что полковник Ли был дома, и Байрон чувствовал себя не в своей тарелке.