Лорд Байрон. Заложник страсти

Проходя мимо «Реддиш-отеля» на Сент-Джеймс-стрит 13 марта, Даллас увидел экипаж Байрона и сел в него. Байрон был взволнованнее и бледнее обычного. Он собирался занять место в парламенте, и Даллас сопровождал его в палату лордов. Из-за многочисленных унизительных задержек визита в парламент Байрон был в мрачном настроении. После церемонии канцлер лорд Элдон поднялся со своего места и протянул Байрону руку, однако тот просто коснулся его пальцев и на несколько минут присел на одну из скамей оппозиции. Позже он вспоминал, что канцлер извинился за задержку, объяснив, что «формальности являются частью его обязанностей». Байрон ответил: «Ваша светлость вели себя в точности как Мальчик-с-пальчик (это произведение как раз шло тогда в театрах). Вы исполняли свой долг, и не более того». Довольно грубый ответ Байрона отчасти объяснялся обидой, а отчасти тем, что он «рожден для противоречия» и не хотел, чтобы канцлер-тори решил, что Байрон его поддерживает. Застенчивость вынудила его напустить на себя самодовольный и беззаботный вид, совсем не соответствующий его душевному состоянию.

Статья «Английские барды и шотландские обозреватели» появилась два дня спустя без имени автора на обложке, что было сделано по его просьбе. С юношеской порывистостью Байрон обрушился на почти всех современных авторов, которые, в сравнении с Поупом, Драйденом или его последним увлечением, Гиффордом, были либо «дураками», либо «мошенниками». «Свора гончих помчалась по следу, и ее добыча – писаки». Байрон проклинал «рифмоплета Саути» за то, что тот пишет слишком много; Мур, которого Байрон с жадностью читал в детстве, был заклеймлен за пошлость; Скотт обвинялся в написании «низкопробных романов» за деньги. Несмотря на подражательный характер поэмы, среди строк все чаще проскальзывали оригинальный стиль и ирония автора. Отзываясь на недавние критические статьи Вордсворта, Байрон не уступал своему учителю Поупу, восклицая: «…о чем думали, но выразить не могли!»

К этой сатире Байрон добавил критику Фрэнсиса Джеффри, редактора «Эдинбургского обозрения», решив, что именно он в своей статье разгромил байроновский сборник «Часы досуга». Однако сатира получилась скучной, кроме одного отрывка, где Байрон обращается к известному своей строгостью судье Джеффрису с просьбой приготовить веревку для своего тезки.

Почувствовав, что они с издателями квиты, и представившись палате лордов, Байрон собрался за границу. Он понял, что придется сжечь за собой все мосты, и еще больше привязался к своим друзьям по Хэрроу, с которыми его связывали скорее узы нежной дружбы, а не общие интересы. Он нанял художника-миниатюриста Джорджа Сэндерса, чтобы тот написал несколько портретов – обменяться с друзьями.

В ожидании, пока Хэнсон соберет средства на путешествие, Байрон пригласил своих веселых друзей, включая Хобхауса, Мэттьюза и Уэддерберна Уэбстера, в свое поместье. Рассказы о бесстыдных оргиях, разыгрывавшихся там, появились уже при жизни Байрона, и их прибавилось после его смерти, однако это были не больше чем веселые развлечения, подогретые отборными запасами байроновских вин. Байрон вспоминал: «Мы вместе отправились в Ньюстед, где были знаменитый винный погреб и маскарадные монашеские одеяния… Мы допоздна засиживались в рясах монахов, пили бургундское, кларет, шампанское из черепа и дурачились по всему дому…» Мэттьюз был заводилой этих шумных дурачеств. Он называл Байрона «Аббат» и представлял привидение, появляющееся из каменного гроба, чтобы задуть свечу Хобхауса.

Что касается веселых и смеющихся «куртизанок» в аббатстве, как всему свету сообщил Байрон в «Чайльд Гарольде», то, возможно, это были служанки, скрашивавшие его одиночество. «Комната с привидениями», маленькая комната, прилегающая к спальне Байрона наверху, в которой, поговаривали гости, появлялась фигура монаха без головы, была занята Робертом Раштоном, красивым юношей, слугой Байрона.