Лорд Джим. Тайфун (сборник)

Оставшись один на вышке, капитан Мак-Вер, шатаясь, пробрался боком к рулевому домику. Так как дверь открывалась наружу, ему стоило немалого труда открыть ее – ветер не пускал; когда это ему наконец удалось, он влетел в домик с таким шумом и стуком, как будто проскочил туда прямо через стенку. Он остановился, держась за ручку двери.

Рулевой привод пропускал пар, и стекло компасного ящика сияло ярким овалом сквозь дымку жидкого белого тумана. Ветер завывал, шипел, свистел, порывисто сотрясал двери и ставни, злобно обдавая их брызгами. Две бухты лотлиня и маленький брезентовый мешок, подвешенные на длинном талрепе, раскачивались и снова как бы прилипали к переборке. Деревянная решетка под ногами почти плавала в воде; с каждым ударом волны вода яростно пробивалась во все щели двери. Рулевой снял фуражку, куртку и остался в одном полосатом бумажном тельнике, открытом на груди; он стоял, прислонившись спиной к кожуху рулевой передачи. Маленький медный штурвал в его руках казался блестящей хрупкой игрушкой. Жилы на шее его вытянулись и напряглись; в ямке у горла виднелось темное пятно; лицо было неподвижно, осунувшееся, как у мертвеца.

Капитан Мак-Вер вытер глаза. Волна, едва не смывшая его за борт, унесла, к величайшей его досаде, зюйдвестку с его лысой головы. Пушистые белокурые волосы, мокрые и потемневшие, походили на моток бумажных ниток, фестонами облепивших голый череп. Его лицо, блестевшее от соленой воды, побагровело от ветра и колючих брызг. У него был такой вид, словно он только что отошел, обливаясь потом, от раскаленной печи.

– Вы здесь? – прошептал он тяжело.

Штурман еще раньше пробрался в рулевую рубку и устроился в углу, с приподнятыми коленями и кулаками, прижатыми к вискам. Весь его облик выражал смесь озлобления, грусти, покорности и подчинения с примесью какой-то сгущенной неумолимости. Он ответил уныло и вызывающе:

– А что? Моя вахта теперь внизу, что ли?

Сцепление стучало, смолкало, стучало снова; глаза рулевого уставились в циферблат компаса и жадно смотрели на него из мертвого лица, как на кусок мяса. Бог знает, как долго он стоял тут у штурвала, оставленный и забытый товарищами. Склянки не отбивались, смен не делали; заведенного судового порядка и в помине не было; и все-таки он пытался держать курс на северо-северо-восток. Откуда он мог знать, цел ли руль? Быть может, руль снесен, огонь в топках погас, машины поломаны и судно готово опрокинуться, как труп. Он боялся, как бы ему не сбиться с толку и не потерять направления, ибо картушка компаса раскачивалась, вертелась и иногда, казалось, совершала полный оборот. Рулевой страдал от душевного напряжения. Он очень боялся, как бы не снесло рулевую рубку. Водяные горы непрестанно на нее обрушивались. Когда судно ныряло в бездну, уголки его рта подергивались.

Капитан Мак-Вер посмотрел на часы в рулевой рубке. Они были привинчены к переборке: на белом циферблате черные стрелки, казалось, стояли совершенно неподвижно. Была половина второго утра.

– Близок день, – пробормотал он.

Штурман услыхал эту фразу и, подняв голову, сказал, как плакальщик среди развалин:

– Вы не увидите, как он настанет.

Его колени и кисти рук сильно дрожали.

– Нет, клянусь богом! Не увидите! – Он снова подпер голову кулаками.

Рулевой чуть-чуть повернулся к нему, но только телом; голова его не тронулась с места, как каменная голова, посаженная на колонну, чтобы смотреть только вперед. При крене, который едва не сбил его с ног, качаясь, капитан Мак-Вер сурово сказал:

– Не обращайте внимания на то, что говорит этот человек. – И, не меняя тона, необыкновенно строго добавил: – Он не на вахте.

Матрос ничего не ответил.

Ураган ревел, потрясая маленькую рубку, казавшуюся непроницаемой для воздуха. Огонь в нактоузе все время трепетал.

– Тебя не сменили, – продолжал капитан Мак-Вер, не поднимая глаз. – Все-таки я хочу, чтобы ты стоял у штурвала, пока хватит сил. Ты приноровился к ходу. Если на твое место встанет другой, может случиться беда. Это не годится. Не детская игра. А у матросов, должно быть, хватает работы внизу… Как ты думаешь, сможешь выдержать?

Рулевая машина отрывисто звякнула и тут же остановилась, окутавшись паром, как залитый костер, а неподвижный человек с остановившимся взглядом страстно проговорил, словно вся жизнь его сосредоточилась в губах:

– Ей-богу, сэр, я могу стоять у штурвала хоть вечность, если никто не будет со мной говорить.

– О да! Хорошо!

Капитан впервые поднял глаза на этого человека: Хэкет.

После этого он словно перестал и думать об этом вопросе. Подойдя к рупору в машинное отделение, он свистнул и пригнул голову. Мистер Рут ответил снизу, и немедленно капитан приложился губами к трубке.

Под немолчный шум бури он попеременно прикладывал к трубке то рот, то ухо; голос механика поднимался к нему, жесткий, как в пылу спора. Один из кочегаров разбит, остальные ослабели, второй механик и насосник стали к топкам. Третий механик у клапана. За паровиками уход ручной. Как наверху?