Союзники и Германия одновременно разрабатывали план захвата Скандинавских стран. Еще в январе, выступая по радио со своими регулярными обращениями, Уинстон Черчилль имел неосторожность обмолвиться об этом, что вызвало шквал протеста со стороны нейтралов. Все, о чем они говорили в Кабинете, теперь с легкой руки первого лорда Адмиралтейства могло быть услышано в радиопередачах548
. Эта неосторожность, скорее всего, не намеренная, а вызванная тщеславием и самоуверенностью военно-морского министра, в предстоящей норвежской кампании сыграла свою роль. Планы по Скандинавии из-за поднятого шума пришлось отложить на три месяца. И когда 9 апреля 1940 г. Гитлер высадился в Норвегии, он только на несколько дней опередил британцев, и все же эти несколько дней стали решающими. Вся норвежская операция, которой руководил лично Уинстон Черчилль, была весьма странно спланирована, странно осуществлена549 и неминуемо закончилась неудачей.Дебаты в Парламенте по этому вопросу были назначены на 7–8 мая. За неделю до этого «барон прессы» лорд Бивербрук в беседе с Лео Эмери вспоминал о том, с каким трудом удалось свалить Асквита. Он говорил, что убрать Чемберлена с поста главы правительства может только «дворцовый переворот», т. е. перестановка внутри Кабинета550
. То, во что выльются парламентские дебаты, не мог предположить никто, особенно премьер-министр Невилл Чемберлен. Его биограф Кит Фейлинг отмечал, что ни Финляндия, ни Норвегия не стали действительными причинами всего произошедшего551. Ключевым фактором была фигура премьер-министра. Именно ненависть людей, коренным образом отличавшихся от него, истинных политиков, ценящих интриги, знающих в них толк и готовых на все ради получения власти, руководила тогда норвежскими дебатами. Изливали эту ненависть все: и лейбористская оппозиция, и Дэвид Ллойд Джордж, жадно ждавший возможности свести счеты с человеком, которого ненавидел 20 лет, и Лео Эмери, смертельно оскорбленный тем, что премьер никак не приглашал его в правительство. Основной претензией к Чемберлену у многих было то, что у власти был он, а не они.Самым ярким, в том числе и визуально, было выступление адмирала Роджера Кийса, который был при полном параде и в тот же день уходил на фронт. Сверкая орденами, он разбил все доводы правительства, показав нелепость, с которой была проведена норвежская кампания, но парадоксально исключая ответственность первого лорда Адмиралтейства за нее. Во второй день защищал Кабинет Сэм Хор. После слово опять взял Ллойд Джордж и требовал, чтобы Чемберлен принес себя в жертву552
. Премьер подчеркнул: «В качестве главы Кабинета я беру на себя основную ответственность за действия правительства»553. Лейбористы ждали этого момента и вынесли вотум недоверия. Это воодушевило премьер-министра, который все еще рассчитывал на поддержку. Он взметнулся к трибуне и сказал: «Никакое правительство не может вести войну эффективно, если у него нет поддержки общественности и поддержки Парламента. Я принимаю ваш вызов! Я даже рад ему, по крайней мере, мы увидим, кто с нами, а кто против нас. И я призываю своих друзей, а они у меня еще есть в этой Палате, поддержать нас во время голосования!»554 Правительство выстояло, но цифры были ошеломляющими – 281 голос за, и 200 – против, тогда как обычно вотумы недоверия отвергались большинством в две сотни голосов. Это было «технической победой и сокрушительным моральным поражением»555.Дебаты завершать следовало Галифаксу в Палате лордов. Он был «странным и почти неземным образом отстраненным»556
. Прося «не прессовать» его относительно технических деталей, он туманно заявил: «У нас есть одна цель. Если бы это имело место, и кто-то думал, что другие люди могли сделать работу лучше, то, конечно, любой член правительства, насколько я знаю, хотел бы быть освобожденным от ответственности, которая не может принести личное удовлетворение, но только бремя, которое время от времени должно быть почти невыносимо»557. Эту речь для себя он написал самостоятельно.Несмотря на подобный исход голосования в Парламенте, всё еще возможно было переиграть. Но тут случилось то, о чем рассуждали Бивербрук и Эмери. Кабинет, собравшийся после парламентских слушаний, буквально единогласно призвал Чемберлена к отставке. Единственным человеком из правительства, который не предал премьер-министра и был возмущен поведением коллег, стал Сэм Хор. Он храбро защищал премьера во время дебатов в Палате общин и теперь защищал его в Кабинете, но всё было тщетно.