Лорд Грешник

— Пару книг из библиотеки. Франсис не умеет читать, а потому не может помочь мне. — И про себя Мэри добавила, что непременно исправит это, как только выздоровеет.

Йэн кивнул.

— Конечно. Я должен был сам подумать об этом… Уверен, что Барбара с удовольствием поможет тебе.

Мэри опустила глаза на зеленый с персиковыми узорами ковер. Кузина Йэна являлась к ней каждый день ровно в три тридцать и оставалась десять минут. И те десять минут были самыми длинными в жизни Мэри, поскольку обеим женщинам совершенно нечего было сказать друг другу…

— Барбара занята ведением хозяйства. Я не чувствую себя вправе доставлять ей дополнительные неудобства.

— Я вскоре вернусь с книгами, — коротко сказал он.

Йэн вышел, и Мэри огляделась. Она попросила, чтобы ее принесли в одну из комнат, которой когда-то занималась его мать.

Впечатление портили лишь задернутые шторы. Решительно задрав подбородок, Мэри повернулась к Франсис:

— Пожалуйста, отдерни шторы. Я не желаю сидеть в темноте.

Франсис вздрогнула, но немедленно отправилась выполнять просьбу хозяйки. Яркий солнечный свет хлынул в комнату через высокие окна, и Мэри почувствовала, как поднимается ее настроение.

— Что ты делаешь, Франсис? — прозвучал суровый голос Барбары.

— Франсис, пожалуйста, поднимись в спальню и принеси мою шаль, — тихо попросила Мэри.

Хорошенькая горничная озабоченно взглянула на госпожу.

— Вы уверены, миледи?

Мэри молчала, и Франсис, не переставая озабоченно хмуриться, покинула комнату.

— Я не желаю сидеть в темноте, — объяснила Мэри вошедшей кузине.

Высоко подняв брови, Барбара подошла к самому дивану.

— Как вы смеете нарушать распоряжения дяди Малькольма?

На помощь Мэри пришел сам Малькольм Синклер, вошедший в гостиную как раз в эту самую минуту.

— Благодарю за защиту, Барбара, но полагаю, что в этом случае я сделаю исключение. Мэри может открывать шторы, если желает.

Барбара с изумлением уставилась на графа.

— Но…

— Никаких «но». Мэри вольна делать все, что поможет ей быстрее выздороветь. Она проявила мужество, каким остальные члены семьи могут гордиться.

— Как пожелаете, дядя Малькольм. Я просто не хотела расстраивать вас. Извините меня, я должна проследить за обедом. — И Барбара вышла из комнаты, не оглянувшись. Ее спина была такой же прямой, как спинки стульев в парадной столовой.

Малькольм обвел печальным взглядом мебель, ковры, часы на каминной полке.

— Я не заходил в эту комнату много лет.

— Но почему?..

— Моя жена обставила ее незадолго до смерти. Она умерла в родах, дав жизнь Йэну. Я иногда приходил сюда, вспоминал нашу жизнь, но это было до того, как наш сын Малькольм… — Лицо старика посерело, вытянулось от скорби.

— Это был несчастный случай, — тихо сказала Мэри.

Старик кивнул.

— Да. В тот день свет и радость покинули мой дом.

Мэри вздрогнула. Боже милостивый! Неудивительно, что Йэн страдает, не в силах забыть прошлое.

— Но как же Йэн? Ведь он ваш сын! Вы несли ответственность за него.

Старик покачал головой. Его спина распрямилась и застыла.

— Из-за него умерли два человека, которых я любил больше всего в этом мире. Мне нечего было дать ему.

Хриплый вздох раздался от дверей. Там стоял Йэн, с лицом таким же белым, как его батистовая сорочка. Заметив сына, граф побледнел не меньше его.

Не говоря ни слова, Йэн подошел к дивану, осторожно положил книги на стол. Мужчины обменялись одним долгим взглядом. Затем Йэн вышел.

И это неудивительно, думала Мэри, глядя вслед мужу. Неудивительно, что он не умеет любить. Никто не любил его. Малькольм Синклер позволил горю затмить все остальное в своей жизни. Как ни жалеет он об этом теперь, может ли затянуться такая рана? Йэн с детства вынужден был в одиночестве справляться со своими потерями.

— Йэн нуждался в вас. Вам решать, будет ли это продолжаться, милорд.

Граф лишь покачал головой.

— Боюсь, что когда-то это было правдой. Но не теперь. Йэн — взрослый мужчина и больше не нуждается в моем внимании, да и не хочет его. Слишком много лет и слишком много обид с обеих сторон. — Его голос прервался. — Я понимаю, что вы пытаетесь помочь, и лишь из уважения к тому, что вы спасли ребенка, я терплю эту попытку вмешательства, но она будет последней. — Он помолчал. — Моя жена была очень похожа на вас — смелая, искренняя… но она умерла и предоставила нас, суровых мужчин, самим себе. И нам уже ничто не поможет.

Глава десятая

Йэн гнал белого жеребца по пастбищам. Он уже несколько дней доводил себя до полного изнеможения. Только так он мог хоть немного совладать с болью, угрожавшей полностью затопить его.

Йэн пришпорил коня, и тот с энтузиазмом прибавил скорость. В любое другое время Йэн испытал бы наслаждение, ведь он давно догадывался о скрытых возможностях этого жеребца. Если и дальше уделять ему столько же сил и времени, то можно будет доверять ему не меньше, чем Бальтазару.