– Чего же ты стала бояться, родная моя? – спросил Робин, слушая ее признание и тихонько гладя Марианну по волосам.
– Того, что так много счастья привлечет какую-нибудь беду, – тихо сказала Марианна.
– О! – протянул Робин и, обняв ее, крепко прижал к себе. – Это обычные страхи беременной женщины. Они сменятся другими, потом третьими, а в самом конце ты будешь плакать и уверять меня, что непременно умрешь в родах. А потом забудешь обо всех этих страхах, когда поднесешь младенца к груди, и если я тебе напомню о них, станешь отрицать и смотреть на меня сердитыми и удивленными глазами.
– Я вижу, у тебя богатый опыт, мой лорд! – рассмеялась Марианна и, отстранившись от Робина, посмотрела на него с прежней улыбкой, но затаив в глазах настороженность. – Никогда не спрашивала тебя прежде. Можно спросить сейчас?
Робин, которого ни в малости не обманула ее улыбка, усмехнулся и сказал:
– Я уже говорил, что ты можешь спрашивать меня обо всем, что только пожелаешь. Но я тебе отвечу сам, до твоего вопроса, который вертится у тебя на кончике языка. Нет, милая, у меня нет детей. И никогда не было – это тебе для полной ясности.
– Как ты можешь быть уверен? – недоверчиво спросила Марианна.
Робин внимательно посмотрел на нее и, рассмеявшись, покачал головой:
– А ведь ты продолжаешь допытываться не из ревности, а из любопытства! Люблю твое любопытство! Оно – одно из твоих чудесных свойств, благодаря которым ты стала мне не только возлюбленной, но и замечательным другом.
Оставив Марианну, он сел за стол, налил себе в кубок молока и, сделав глоток, ответил уже серьезным тоном:
– Могу, и уверен в этом, милая. Я еще в Веардруне, до того как впервые познал женщину, дал себе слово, что у меня не будет незаконнорожденных детей. Станешь расспрашивать и дальше?
– Пожалуй, остановлюсь! А то любопытство превратится в ревность, – улыбнулась Марианна. – Но, кажется, ты впервые нарушишь свое слово.
Угадав ее намек, Робин непонятно усмехнулся, посмотрел на шитье, оставленное Марианной, и удивленно спросил:
– Что это ты шьешь, милая?
– Рубашку для тебя, – ответила Марианна, садясь напротив Робина.
– Я думал, что твое шитье будет совсем иного рода!
– А мне захотелось сшить рубашку тебе. Ведь я никогда и ничего не шила для тебя. Но ты уклонился от ответа!
– Вовсе нет, – сказал Робин и, допив молоко, подошел к Марианне, развернул ее за плечи лицом к большому свертку, который остался лежать на скамье. – Разбери его, милая, и надень все, что ты в нем найдешь. А я пока схожу в купальню.
– Сейчас я дам тебе чистую одежду, – заторопилась Марианна, но Робин остановил ее:
– Я сам возьму все, что мне нужно. Займись тем, что я тебе сказал!
Переложив сверток со скамьи на постель, он открыл сундук с одеждой и стал в нем рыться, а Марианна, помедлив, развернула сверток из белого сукна. Самим свертком оказался длинный плащ, отороченный по краю капюшона и подолу светлым серебристым мехом и подбитый изнутри серебряным атласом. Под плащом лежало платье из роскошного ярко-синего бархата, сплошь расшитое серебром. Под платьем Марианна нашла белую шелковую тунику с длинными и широкими рукавами, которые внизу были собраны в узкие манжеты, застегивавшиеся на серебряные пуговицы. Отдельно были завернуты в кусок ткани изящные сапожки из светло-серой замши, тоже украшенные серебряной вышивкой. Марианна обернулась спросить, что означает этот внезапный подарок, но Робина в комнате уже не было.
Она переоделась и подошла к зеркалу. Наряд был великолепный, много краше того, в который Робин одел ее на праздник прощания с летом. Шелковые рукава туники выбивались из прорезей рукавов верхнего платья, оттеняя его изумительный синий цвет и изящество серебряной вышивки. Ворот туники облегал шею, а вырез бархатного платья был довольно низок, и белый шелк туники, открытый вырезом, казался слишком скромным, соседствуя с серебряной оторочкой верхнего платья. Бархатное платье плотно облегало грудь, переходя ниже в широкий подол до самого пола, чем скрадывало уже явную для всех беременность Марианны. Полюбовавшись на себя, Марианна решила, что к такому роскошному наряду не годятся просто распущенные волосы. Длина волос позволяла ей справиться с ними без посторонней помощи, и она заплела их вокруг головы короной-колосом так, как научилась у Кэтрин. Снова подойдя к зеркалу, она убедилась, что теперь прическа и наряд пришли в полное соответствие друг с другом, и смотрела на свое отражение с довольной улыбкой.
– Любуешься собой? – раздался голос Робина, – но кое-чего в этом наряде пока недостает. Сейчас исправим дело!