– Понимаю, – ответил Гай. – Восстановление его в правах и утрату вами опеки над его владениями. Но вы и так с того дня, как он оказался в Шервуде, не смогли получить от них доходов – всякий раз они оказывались у него, а не у вас.
– Постойте! – вмешался Лончем, с недоумением нахмурив брови. – О какой леди Марианне идет речь? Ведь не о дочери Гилберта Невилла?
– Разумеется о ней, Роджер, – склонил голову епископ.
– И в чем ты увидел изящество замысла? – Лончем с искренним удивлением посмотрел на Гая. – Отдать столько серебра ради женитьбы на девице, которая неизвестно в чьей постели оставила невинность, а потом вдобавок еще и опозорилась, извалявшись в соломе с моими ратниками? Хотел бы я знать, как она объяснялась с мужем в первую брачную ночь, когда он узнал, что она не девственна, и увидел ее клеймо!
– Ей ничего не надо было ему объяснять, – как-то вдруг устав, ответил Гай. – Неужели ты еще не понял, с кем она провела свою первую ночь, за что и подверглась твоему правосудию? Лучше подумай о себе – он ведь только и ждет встречи с тобой!
– Да, Роджер, ты сильно рискуешь, вернувшись в Средние земли, – озабоченно сказал епископ, переживая за кузена. – Рочестер тебе не простит насилия, которое ты учинил над ней, пока она была его невестой.
– Неужели леди Марианна настолько безрассудна, что, будучи одной из нас, зналась с шервудскими разбойниками?! – воскликнул Бэллон, вспомнив красивую светловолосую девушку, которая то привлекала его своим очарованием, то отталкивала усталой надменностью.
Не обращая внимания на вопрос юноши, Гай посмотрел на шерифа и тихо спросил:
– И что, они ладят друг с другом?
– Наверное, ладят, раз она в мае собирается подарить ему дитя, – ответил сэр Рейнолд. – В Шервуде ее почитают как госпожу, и только его слово значит больше, чем ее. Но будет об этом! Лучше ответь, ты собираешься и дальше восхищаться графом Хантингтоном или намерен что-то предпринять, чтобы мы могли оправдаться перед принцем хотя бы казнью Рочестера?
Гай устало потер ладонями скулы и кивнул:
– Намерен. В отношении части доходов от его владений вы поступили так, как я просил вас в письме?
– Да, – ответил шериф. – Та часть доходов, о которой ты писал, находится сейчас в порту. Хотя я не понял, зачем тебе это понадобилось.
– Это неважно, – ответил Гай, высоко подняв голову, и посмотрел поверх головы сэра Рейнолда. – Прямо сейчас, не дожидаясь утра, отправляйте в порт гонца с приказом завтра доставить эти деньги в Ноттингем.
– И он опять их захватит! – с возмущением воскликнул шериф.
Гай рассмеялся:
– Не жадничайте! Вы ведь хотите оправдаться перед принцем? И я хочу. Так вот, послезавтра у нас будет чем оправдаться. А сейчас я прошу вас, господа, извинить меня. Я устал и хочу спать. Завтра нас всех ждет длинный, богатый событиями день, перед которым советую набраться сил!
Он поднялся с кресла, но епископ остановил его, положив холеную ладонь на руку Гая:
– Подожди, сын мой! Разве ты не расскажешь подробно о том, что замыслил для поимки Рочестера?
Гай посмотрел на него и холодно усмехнулся:
– Зачем вам обременять себя на ночь ненужными знаниями? Достаточно того, что завтра мы увидим его здесь – в темнице, а послезавтра проводим на эшафот и с легким сердцем сможем продумать нужные слова для послания принцу. Предоставьте все мне!
– Завтра! – недоверчиво покачал головой сэр Рейнолд. – Ты так уверен в своем плане, Гай? Может быть, стоит не торопиться, а как следует все выверить?
– У меня нет времени, – с усталым вздохом ответил Гай. – Если я хоть немного помедлю, он ударит первым. Поэтому завтра.
Попрощавшись с собеседниками одним общим поклоном, он покинул залу. Заметив в коридоре Джеффри, Гай властным жестом подозвал его и отдал еще одно приказание. Джеффри выслушал, внимательно посмотрел на него и, помедлив мгновение, склонил голову в знак повиновения. Но промедление не осталось незамеченным.
– В чем дело? – резко спросил Гай, впившись взглядом в Джеффри. – У тебя есть свои мысли на этот счет? Или сложности в том, чтобы исполнить мой приказ?
– Нет, милорд! – и Джеффри склонился в глубоком поклоне. – Я немедленно приступлю к исполнению вашего приказа!
– И немедленно доложишь мне, как только исполнишь его!
Придя в покои, которые он всегда занимал, когда останавливался в Ноттингеме, Гай тяжело опустился на табурет и, поставив на стол локти, склонил голову на стиснутые в замок кисти рук. Жену он еще по пути в Ноттингем отправил в свой замок. И теперь, когда он был один и никто не изучал выражение его лица, он смог дать волю обуревавшим его чувствам. Впрочем, его лицо осталось как всегда бесстрастным, ничем не выдавая той бури, которая клокотала в его груди.