Лорд Лондона

— Я знаю, что это тяжело, сынок. Ты потерял свою маму, ты потерял Перл. — Я подумал о маме и сестре. Перл раздражала меня. Она таскалась за нами по пятам, за мной и моими друзьями. Всегда хотела быть в моей комнате, в моей гребаной жизни. Она была всего на год младше меня, но все равно была моей младшей сестренкой. Я всегда защищал ее. Я всегда должен был это делать. Но, в конце концов, я не выполнил этого. Когда она нуждалась во мне больше всего.

Я закрыл глаза и представил, как она держится за маму посреди гостиной, а огонь вырывается из-за двери, чтобы достать их, поглотить, сжечь заживо. Я слышал их крики в голове. Я слышал, как Перл умоляла меня спасти ее.

Я подвел ее. Ее и маму.

— Если бы ты пошел с ними, я бы потерял и тебя, сынок. — Голос моего отца был напряженным, низким. Он никогда не проявлял эмоций — когда дело касалось его чувств, он был ледяной глыбой. Он был грубый и жесткий. Никогда не говорил о любви и прочих подобных вещах. Но когда он упомянул маму и Перл, я услышал надлом в его голосе. Хотя он почти никогда не говорил о них, я знал, что отец тоже скучает.

Его рука переместилась с подбородка мне на затылок, и он притянул меня к себе. От него пахло табаком и мятой. Месяц назад отец запретил мне ездить в поместье. У него были дела здесь, в городе. Мне только что исполнилось тринадцать, и он хотел, чтобы я был с ним. Пришло время стать частью его семейного бизнеса.

Я все еще помню ощущение ножа в руке. Чувствую, как мои пальцы сжимают рукоятку, когда я стою перед нашим врагом на заброшенном складе в Майл-Энде. Я даже не вздрогнул, когда бросился вперед и вонзил нож прямо в грудь ублюдка. Он работал на Якудза. И сдал нас врагу. Он заслужил смерть.

Это было мое знакомство с нашим образом жизни.

Теперь я был настоящим Адли, теперь я официально часть фирмы.

Убийство того ублюдка было моим посвящением в преступный мир. А в это время моя мама и сестра умирали под обломками нашего поместья в Котсуолде.

Отец отстранился, изучая мое лицо. Я не буду плакать. Мне не хотелось плакать. Мне не было грустно, я был чертовски взбешен. Гнев бурлил в моей крови. Я хотел найти виновных и убить их. И пожарные, и полицейские сказали, что это была неисправность проводки — обычная проблема со старыми загородными домами. Нашему было больше пятисот лет.

Но этого было недостаточно. Мне было все равно кто, но кто-то должен был заплатить за то, что я потерял родных. Мне нужно было кого-то обвинить. Я не мог поверить, что это был несчастный случай.

Мне нужно было, чтобы кто-то умер... медленно... мучительно.

— Артур, — окликнул меня отец, вырывая из темноты мыслей. — Теперь остались только мы. Мы и наша фирма — теперь это наша единственная семья. У тебя есть Чарли, Винни, Эрик и Фредди. Они твои братья. Так было всегда. Они будут с тобой всю твою жизнь, точно так же, как их отцы всегда были рядом со мной.

Папа положил руку мне на плечо и крепко сжал его.

— Мы должны двигаться дальше, Артур. Не оглядываться назад. Нам нужно управлять фирмой. Мы не можем позволить, чтобы что-то ослабило нас.

Я бросил пакет с замороженным горошком на стол рядом с собой. Мне хотелось чувствовать, как жжет кожу. Я хотел, чтобы шрамы от ожогов напоминали мне о том, что и кого я потерял. Папа посмотрел на брошенный пакет, и его губы изогнулись в гордой улыбке — мой старик любил любое проявление силы, особенно если оно исходило от меня.

— Бери свое пальто. У меня назначена встреча. И ты идешь со мной.

Я последовал за отцом в коридор и схватил свое толстое черное пальто. Мы вышли из старой перестроенной церкви в Бетнал-Грин и направились к ожидавшей нас машине. Ночь была очень холодной, каждый мой выдох превращался в белый пар. Я забрался на заднее сиденье «Роллс-Ройса», а папа сел рядом.

В полном молчании мы выехали на дорогу, ведущую из Восточного Лондона. Я смотрел в окно, как мимо проносились улицы, которые принадлежали нам. Я не отрывал взгляда от всего, что видел перед собой. Вид за окном менялся от обшарпанных складов с заколоченными окнами, домов муниципалитета с террасами и захудалыми пабами к высококлассным ресторанам и барам, особнякам и машинам стоимостью в сто тысяч фунтов.

Гребаный Челси.

Джек, личный водитель моего отца, остановился перед особняком на юго-западе Челси. Джек не стал глушить машину. Снаружи полил дождь, тяжелые капли грохотали по окнам и крыше машины, словно бомбы. Джек вышел из машины, открыл отцу дверь и раскрыл черный зонт, чтобы защитить от дождя. Алфи Адли всегда должен был выглядеть безупречно. Я вышел вслед за ним из машины, и отец взял у Джека зонт.

— Мы ненадолго, — сказал он Джеку.

Мы подошли к дому, и отец постучал в дверь. Нам открыл дворецкий. Папа протиснулся мимо него, толкнув его на какую-то, без сомнения, дорогую, но чертовски уродливую вазу.

— Мне нужно поговорить с Джорджем.

— Но, сэр, подождите! — возразил дворецкий. Отец открыл дверь в коридор, а я закрыл входную дверь, заперев нас внутри. Мужчина, примерно того же возраста, что и мой отец, быстро спустился по огромной центральной лестнице и остановился.