Лорд Теней

– Теперь будем ждать, – объявил Джулиан, усаживаясь на краю крыши. Мисочки с молоком и медом и тарелка с хлебом были выставлены наружу и соблазнительно поблескивали на куче листьев у тропинки, что вела к парадной двери.

Эмма села рядом с Джулианом. Безоблачное небо сливалось с темной синевой моря на горизонте. Рыбацкие лодочки неторопливо чертили белые узоры на морской глади, глухой рокот волн вторил теплому ветру.

Эмма ничего не могла с собой поделать – это напомнило ей обо всех тех днях, когда они с Джулианом сидели на крыше Института, болтая и глядя на океан. Может статься, то и впрямь был совсем другой берег – но моря не знали границ.

– Уверена, существует какой-нибудь закон, запрещающий ловить пикси без разрешения Конклава, – заметила Эмма.

– Lex malla, lex nulla, – сказал Джулиан и с сожалением взмахнул рукой. Это был девиз Блэкторнов: «Плохой закон – не закон».

– Интересно, какие у других девизы, – задумчиво проговорила Эмма. – Знаешь какие-нибудь?

– Девиз рода Лайтвудов: «С добрыми намерениями».

– Очень смешно.

Джулиан обернулся на нее.

– Нет, честно, у них правда такой девиз.

– Серьезно? А у Эрондейлов тогда какой? «Красавчики, но всё равно ноем»?

Он пожал плечами.

– «Если не знаешь, какая у тебя фамилия, то, скорей всего, Эрондейл»?

Эмма расхохоталась.

– А как насчет Карстерсов? – спросила она, постучав пальцем по Кортане. – «У нас есть меч»? «Тупые предметы – для неудачников»?

– Моргенштерн, – предложил Джулиан. – «В любой непонятной ситуации развязывай войну»?

– А как насчет «Хоть от кого-нибудь из нас когда-нибудь был толк? Не, мы серьезно!».

– Длинновато, – возразил Джулиан. – И слишком уж в лоб.

Они оба уже хохотали и почти не могли говорить. Эмма подалась вперед – и ахнула, отчего смех превратился во что-то вроде кашля. Она зажала рот рукой.

– Пикси! – прошептала она сквозь пальцы, и ткнула пальцем вниз.

Джулиан беззвучно подобрался к краю крыши; Эмма держалась рядом. Около их ловушки столпились тощие, мертвенно-бледные оборванные создания. Их кожа была почти прозрачная, светлые волосы – прямые как солома, а ноги – босые. Огромные черные глаза без зрачков на прозрачных как фарфор, лицах.

Они выглядели точно как на рисунках на стене в ресторанчике, где Эмма с Джулианом обедали накануне. В стране фэйри она ни одного такого не видела – судя по всему, их и правда в свое время изгнали в мир простецов.

Они молча набросились на тарелку с хлебом, молоко и мед – и земля под ними просела. Хлипкое сооружение из веток и листьев, набросанных Эммой поверх выкопанной Джулианом ямы, обрушилось и пикси попали в западню.

Пока конь парил над Аликанте, а затем над Броселиандским лесом, Гвин даже не пытался вести светскую беседу. Диана была за это благодарна. Она давно уже не чувствовала себя так свободно, как сейчас – с прохладным и мягким ветром в волосах и расстилавшейся внизу темно-зеленой тенью леса. Разговоры бы лишь отвлекали.

Заря сменилась светом дня, а Диана все смотрела, как под ней проносится мир: внезапный проблеск воды, изящные очертания елей и белых сосен. Когда Гвин натянул поводья, и конь стал снижаться, Диана почувствовала укол разочарования и – внезапно – что-то вроде близости с Марком. Неудивительно, что он скучает по Охоте; неудивительно, что, даже вернувшись к семье, тоскует по небу.

Они приземлились на поляне, окруженной липами. Гвин соскользнул с коня и подал Диане руку, чтобы спешиться: плотный зеленый мох под босыми ногами оказался мягким. Диана бродила среди белых цветов и любовалась голубым небом, пока Гвин расстилал льняную скатерть и вынимал еду из седельных сумок.

Она не вполне сумела сдержать смех – вот она, Диана Рейберн собственной персоной, плоть от плоти законопослушного и респектабельного семейства Рейберн, выбралась на пикник с предводителем Дикой Охоты.

– Иди сюда, – сказал Гвин, когда закончил и уселся на землю. Его конь отошел пастись на край поляны. – Ты, должно быть, проголодалась.

К удивлению Дианы, она обнаружила, что действительно голодна – и проголодалась еще больше, когда попробовала угощение: изумительно вкусные фрукты, вяленое мясо, пышный хлеб и мед, и вино – которое было на вкус как рубины на вид.

Может, дело было в вине, но она обнаружила, что с Гвином, несмотря на его молчаливую натуру, легко разговаривать. Он расспрашивал Диану о ней самой, но не о ее прошлом; а о ее увлечениях, интересах и мечтах. Она поймала себя на том, что рассказывает ему, как любит преподавать, как мечтала бы когда-нибудь преподавать в Академии. Он спросил ее о Блэкторнах и о том, как осваивается Марк на новом месте, и мрачно кивал в ответ.

Он был красив не той красотой, что многие фэйри, но тем более приятным казалось Диане его лицо. Его волосы оказались каштановыми и пышными, руки – широкими, ловкими и сильными. У него были шрамы – на шее и на груди, и с тыльной стороны ладоней, – но это напомнило ей о ее собственных шрамах и жизни Сумеречных охотников. Это было знакомо – и успокаивало.

– А почему в Дикой Охоте нет женщин? – спросила Диана. Она всегда задавалась этим вопросом.