– Нет, конечно, это его вина, глупая. – Джулиана в отчаянии покачала головой, словно втолковывая что-то не слишком смышленому ребенку. – Возможно, Робер никогда не примирится с положением вещей. Он не такой человек, чтобы заглянуть в себя и что-то изменить. Но если ты будешь знать, что им движет, то, может быть, найдешь в своем сердце хоть капельку снисхождения.
Мод сглотнула.
– Как вы верно заметили, моя мать была красива, – горько сказала она. – Отец часто бил и унижал ее при всех. На меня вообще не обращали внимания, потому что я была девочкой, не способной заменить долгожданного сына. Извините, но я не могу сделать так, как вы предлагаете. Уже слишком поздно. Я научилась не взваливать на себя вину за слабости других.
Джулиана печально смотрела на Мод, и та почувствовала: надо что-то еще добавить. Можно не испытывать к новой родственнице нежных чувств, но и портить отношения с мачехой тоже не стоит.
– Я желаю, чтобы вам обоим этот брак принес радость, – сказала она. – Но надеюсь, вы понимаете, что я не стану у вас частой гостьей.
– Да, я все прекрасно понимаю, хотя мне и очень жаль, – вздохнула Джулиана и спрятала руки в рукава платья. – Вдова богатого мужчины никогда долго не остается вдовой, как ты имела возможность убедиться сама. Этот союз может показаться тебе странным, но мне кажется, я смогу жить с твоим отцом в мире и согласии. Как бы Робер ни вел себя в прошлом, со мной он добр. – Она пожала плечами. – Некоторые браки с самого начала напоминают стихийное бедствие. И чувства пылают, как огонь. А есть и другие – уютные, словно пара старых разношенных башмаков. – Джулиана чуть заметно улыбнулась. – Я считаю, мне очень повезло, что у меня именно такой брак.
Краем глаза Мод заметила, как Хависа тянется к маленькой брехливой собачонке леди де Весси, намереваясь дернуть ее за хвост. Мод ринулась спасать обеих, а потом вместе с гостями посмеялась над происшествием.
Теперь продолжать задушевную беседу с Джулианой было уже поздно: разговор завела графиня Клеменс, жена Честера. Мод попыталась представить себе второй брак отца в виде пары уютных старых башмаков, но у нее ничего не вышло. А вот уподобить их с Фульком совместную жизнь костру, напротив, получилось легко.
Уорфедейлский лес напомнил Фульку Уэльс, его дикую густую зелень, устеленные папоротником овраги, бурлящие потоки, скалы, которые так любит лишайник. В чаще здесь еще водились волки, а дикие кабаны пока что не стали тут такой редкостью, как на юге. Это был лес короля Иоанна, но Робер ле Вавасур пользовался правом охотиться в его пределах и забирать подстреленную дичь – привилегия, недавно дарованная ему вернувшимся из Нормандии монархом.
– Я все сомневался, приглашать тебя на мою свадьбу или нет, – сказал ле Вавасур, когда охотники, устав выслеживать добычу, устроили привал, чтобы перекусить прихваченными с собой припасами: пряным окороком, пирожками с курятиной и разбавленным вином.
Вокруг псарей крутились собаки: аланы и волкодавы, ростом с пони; рыжие поджарые терьеры, едва достающие человеку носом до колена.
Фульк пожал плечами и откусил солидный кусок пирога:
– По правде сказать, я тоже сомневался, приезжать или не приезжать. Король Иоанн вернулся в Англию, и теперь безопаснее оставаться в Уиттингтоне.
– Так чего ж ты не остался? Почему все-таки приехал?
Фульк посмотрел на тестя. Прямой линией носа и очерта ниями подбородка он едва уловимо напоминал Мод.
– Я приехал ради своей жены, – пояснил Фульк. – Потому что вы как-никак ее отец. – Он прожевал курятину. – Что делать, иногда приходится идти на риск.
Фицуорин повернул голову и увидел, что на поляне спешиваются двое: Ранульф Честер – ровесник Фулька, стройный, темноволосый, и де Весси – чуть постарше, с багровым лицом и недовольной складкой между бровей. Пожалуй, с этими людьми интересно было бы пообщаться. Фицуорин взглянул на де Весси. Вот бедняга, Иоанн соблазнил его жену и переспал с ней, к ярости и унижению графа. Ранульф жил недалеко от Уиттингтона. К тому же сестра его когда-то была помолвлена с Лливелином. Фульк решил, что неплохо будет завязать с соседом дружбу.
– Я запрещаю тебе вести бунтарские разговоры под моей крышей, – сурово предостерег зятя ле Вавасур.
Фульк потянулся за следующим пирожком. После охоты у него разыгрался аппетит, а пирожки были ну просто объеденье.
– Вы и сами прекрасно знаете, что на свадьбах традиционно говорят о политике и скрепляют альянсы, – сказал он. – Если вы пригласили меня сюда, то потому, что хотите усидеть на двух стульях: как говорится, и нашим и вашим. – Он облизал пальцы. – Не волнуйтесь. Я не стану у вас за спиной подстрекать гостей к измене. Это было бы просто невежливо, а я, что бы вы обо мне ни думали, уважаю приличия. – Фульк взял третий пирожок.
– Если это и впрямь так, Фицуорин, – проворчал Честер, присоединяясь к ним, – то хватит уже есть, оставьте и другим хотя бы пару пирожков.
– Милорд, пирожки – моя слабость: тут уж не до соблюдения приличий. Бывают ситуации, когда все средства хороши – как в любви или на войне! – шутливо парировал Фульк.