Лорды Белого замка

– Я скорблю о кончине твоего отца, – соболезнующим тоном произнес Теобальд Уолтер, протягивая гостю руку. – Он был хорошим человеком и, насколько мне довелось его узнать, верным другом.

Фульк ответил на сочувственное рукопожатие. У Теобальда были теплые пальцы. Его же собственные руки, после того как Фульк долго сжимал поводья, напоминали заледеневшие клешни. Мороз добрался до них даже сквозь перчатки.

– Пока гонец с печальным известием нашел нас, прошел целый месяц, – мрачно сказал Фульк, и глаза его потемнели от боли. – Сезон турниров удался, и погода держалась отменная, так что мы задержались дольше обычного. Если бы вернулись домой в назначенное время, то я, возможно, сумел бы предотвратить несчастье.

– Я думал, твой отец умер, потому что отказало сердце.

Фульк с признательностью взял предложенный Теобальдом бокал глинтвейна. Они сидели одни наверху, в жарко натопленной комнате. Ставни не пускали внутрь непогоду, а камин источал блаженное тепло. Мод видно не было, и Фульк решил, что она старается не выходить из женских покоев, поскольку резиденцию архиепископа заполнило множество священнослужителей, соблюдающих обет.

– Так считают лекари, – подтвердил Фульк. – Но я думаю, что сердце у него просто-напросто разбилось. Бедняга ни спать, ни есть не мог, все думал об учиненной над нами несправедливости с Уиттингтоном. Рыцарь, который привез тело отца домой, сказал матери, что Фицроджер в тот день всячески унижал его и что это стало последней каплей.

– Унижал? – Взгляд Теобальда стал суровым.

Фульк поведал ему о визите отца в Уиттингтон и о том, что случилось тогда в лесу.

– Наверное, с его стороны было довольно глупо отправиться туда, но я понимаю отчаяние, которое гнало отца – и в конце концов убило, – закончил свой рассказ Фульк.

Теобальд сел возле камина с бокалом глинтвейна и подоткнул вокруг колен подбитый мехом плащ.

– Не могу сказать, что понимаю всю глубину отчаяния твоего отца, ибо меня никогда не лишали того, что я считаю своим по праву, но тем не менее соболезную. – Теобальд пристально посмотрел на Фулька, который остался стоять. Напряжение, исходившее от молодого человека, было почти осязаемо. – Каждого из нас гонят по жизни свои демоны: честолюбие, ненависть, любовь.

Фульк отпил глинтвейна:

– Больше всего отцу были дороги этот замок и моя мать, которая стала для него светом жизни, добрым ангелом. А Уиттингтон иногда казался мне его мрачным демоном. Уиттингтон его и убил.

– Не позволь ему уничтожить и тебя тоже, – сказал Теобальд, с тревогой глядя на собеседника.

Фульк подошел к закрытому ставнями окну, остановился, обернулся. Свет свечей мерцал на его волосах, как отражение на черной воде пруда.

– Я не намерен позволить это Уиттингтону, но все же, как ни крути, он перешел мне по наследству. И я должен довести дело до конца. Ради памяти отца.

Теобальд некоторое время молча размышлял и наконец спросил:

– А может быть, разумнее просто оставить все, как есть?

Фульк покачал головой:

– Королевская курия даровала нам права на Уиттингтон. У нас есть постановление, подтверждающее наши притязания, но приказ, повелевающий Фицроджеру оставить замок, из канцелярии юстициария так и не вышел. Дело необходимо довести до логического конца, и поскольку я теперь Глава семьи, эта обязанность лежит на мне. Кроме того, Уиттингтон не какое-нибудь мелкое захудалое поместье. В него входит более семнадцати облагаемых налогом хайдов[12] земли. Да там одного леса и пахотных угодий знаете сколько!

– Поэтому ты и приехал встретиться с моим братом?

– Сэр Хьюберт был юстициарием в то время, когда вышло решение в нашу пользу, и он по-прежнему поддерживает связи с канцелярией и ее чиновниками. Ваш брат сам говорил, что готовил Джеффри Фицпетера в качестве своего преемника.

– Чудес не жди, – предостерег его Теобальд. – Хьюберт обладает определенным влиянием, но Джеффри Фицпетер не такой человек, на которого можно давить без веских на то причин.

– Разве справедливость не достаточно веская причина? – спросил Фульк, чуть повысив голос.

Теобальд покачал головой:

– Ты знаешь мир дворцовой политики не хуже меня. Справедливость подвержена влиянию множества различных факторов: личных симпатий, неоплаченных услуг, старых, до времени забытых долгов и откровенного подкупа. Так что надо быть готовым ко всему.

Фульк выругался и заходил по комнате. Ему надо было двигаться. Останься он сидеть, наверняка взорвался бы от переполнявших его эмоций, словно бочонок с горячей смолой.

– Между прочим, – сказал он, – мой братец Уильям хотел сразу поехать в Уиттингтон, осадить замок и немедленно зарезать Мориса Фицроджера и его сыновей. А Иво и Ален горячо его поддержали. Они заявили, что мы сможем получить Уиттингтон назад лишь через труп Мориса.

– И что ты на это ответил?