Loren Bleykli

отмахнуться и спрятать это подальше, а такой вариант не по мне, – говорит она твердо,

напоминая мне про одну из многих ее черт, которыми я восхищаюсь. Сила и упорство. – Ты не

дал мне высказаться, но я кое-что должна знать. Я много раз тебе говорила, что с меня хреновая

лгунья и это правда. Я не сильна во лжи. Даже вчера, за ужином, об отце я говорила чистую

правду.

Вот и еще одна моя любимая черта – она чертовски честная.

– Ладно, что ты хочешь знать? – спрашиваю я и чувствую, как по коже ползут мурашки.

Нападают как летучие обезьяны.

Злющие до безобразия.

Как будто существуют другие.

Шарлотта прикрывает глаза.

– Неужели ты такой твердолобый, Спенсер?

Я развожу руки.

– Походу, да. Почему бы тебе просто не объяснить? Что ты хочешь знать?

Она сжимает в кулаке мою рубашку и притягивает еще ближе к себе. В долю секунды

расстояние между нами тает. Сначала нас отделяли сантиметров тридцать, достаточно

пространства, чтобы держать гормоны в узде. Теперь же они вырываются на свободу. Кружа в

вихре. Окутывая и не отпуская. Накаляя обстановку до предела.

– Я тебя не привлекаю?

У меня отвисает челюсть, а голову словно сдавливают тески.

Она что, рехнулась?

– Ты серьезно?

Она кивает:

– Отвечай на вопрос, Холидэй. В этом вся причина той байды в духе: «давай будем просто

дружить»?

– Ты великолепная. Красивая. Просто потрясающая, – говорю я, расточая комплименты,

как уличный продавец. – И я не хочу уничтожить нашу дружбу. Она для меня слишком важна.

Шарлотта кивает:

– Ты не ответил на вопрос.

– Я сказал, что ты красивая.

– Ты это же говорил про работы Хоппера. Ты и к художнику испытываешь влечение?

Я сглатываю. Стараюсь собраться с мыслями, но голова забита образами прошлой ночи.

Все, что я проделывал с ней в квартире, мои фантазии, каждую мелочь, которую я хочу с ней

сделать. За последние двое суток я узнал одну печальную истину: меня дико к ней влечет.

Уровень притяжения просто зашкаливает. Это как сила вселенского масштаба.

– Я похож на дебила? – спрашиваю я, и голос звенит от напряжения. Одновременно меня

бесит и заводит ее вопрос. Мой дружок опять стоит в стойке. Я на пределе, потому что весь этот

день приходилось прикидываться, что мы только друзья.

– Ты правда хочешь знать ответ?

– Да.

– Нет, не похож. По мне, ты раздражен. Прямо как я. Так что мы оба злые как черти.

– Ошибаешься, я не злюсь – отвечаю я и хватаю ее за запястье. Разжимаю кулачок и

притягиваю Шарлотту к себе. – И не раздражен. Я чертовски возбужден. Только полный безумец

не испытывал бы к тебе влечение, – сипло шепчу я.

Ее глаза вспыхивают как бенгальские огоньки. Я уже упоминал об этой прекрасной черте.

Ее зрачки искрятся с озорством и радостью.

– Правда? – Весь гнев испарился из голоса. Она мягкая и пушистая, а этот сладкий голос

сводит меня с ума. Страшно хочется услышать и другие вещи, произнесенные с такой

интонацией.

– Да, – цежу я сквозь зубы. Рука вокруг талии притягивает ее все ближе, а потом я

провожу пальцами по подбородку Шарлотты. – Но нельзя чувствовать влечение к своему

лучшему другу. Наверное, мне придется обратиться в больницу, чтобы разобраться с таким

огромным притяжением. Я попрошу врачей лазером выжечь его из меня. Но их диагноз будет

плачевным: «Простите, сэр, но оно по всему вашему телу. Исправить такое мы не в силах».

На ее губах расцветает улыбка.

– Правда? – спрашивает она, но вопрос больше напоминает констатацию факта.

Теперь она все узнает, и больше отступать я не намерен. Это не в моем характере.

– Не вынуждай меня доказывать, – говорю я, прижимаясь к ней.

В ее глазах пляшут чертики.

– Нет, докажи.

– Вызов принят.

В считанные секунды моя рука ползет вверх под ее юбку, и она задыхается, осознав, что

происходит. Кончиками пальцев я скольжу между ее мягких бедер и когда добираюсь до

трусиков, провожу указательным пальцем по хлопковой ткани. Они влажные, и мой член

салютирует, в лучшем духе вышки на Эмпайр-стейт-билдинг. У меня вырывается стон. Не

отрывая от нее глаз, я засовываю один палец в ее трусики. У нее дрожат плечи, а у меня

закипает кровь, пока вожу пальцем по восхитительно влажной и скользкой киске. Убираю руку

и подношу палец к губам, а потом слизываю влагу. На вкус она лучше, чем я мог себе

представить. На этот раз мой громкий стон разносится эхом по уборной. Шарлотта дрожит в

моих руках.

Она смотрит, как я облизываю палец, и все вопросы отпадают. Все уже понятно. Она

открывает губы и говорит:

– Есть кое-что, что я также хочу тебе доказать. Сегодня ночью.

– Что именно?

Прежде, чем Шарлотта успевает ответить, дверь со скрипом открывается. Я разжимаю

объятия, а она поправляет рубашку, а потом юбку. И чтобы окончательно развеять все сомнения

насколько сильно мое желание, я засовываю палец в рот и сосу его. Не спуская с нее глаз, шепчу

насколько она охренительно вкусная.