Лоренцо

«Даже не разминка, солнышко». На этот раз шлепнув меня сильнее, он продолжает. «Твои трусики все еще на тебе. Твоя порка не начнется по-настоящему, пока эта задница», — он снова шлепает меня, — «не будет голой».

«Тогда начинай, пожалуйста». Сколько раз он собирается меня отшлепать, прежде чем наказание действительно начнется?

«Я делаю тебе одолжение, разогревая сначала эту задницу». Он снова шлепает меня, и неожиданные волны удовольствия прокатываются по мне. Я не могу остановить стон, который срывается с моих губ.

«Значит, разогрелась?» Он стягивает с меня трусики, и я прижимаюсь попой к его рукам, отчаянно желая его прикосновений, хотя и знаю, что это будет больно.

«Ты отсчитаешь свое наказание, Миа. Хорошо?»

«С-сколько, сэр?» — выдыхаю я, чувствуя, как между моих бедер капает влага.

«Это твое первое наказание, так что только восемь. Мы увеличим число со временем, когда ты привыкнешь. Ты готова?»

«Д-да, сэр».

Он сильно шлепает меня, и я кричу, раскалённое желание пронзает меня.

«Сколько?» — рявкает он.

"Один!"

Он шлепает меня снова, сильнее. «Д-два», — выдыхаю я.

«Хорошая девочка», — хрюкает он и снова шлепает меня. К тому времени, как он доходит до седьмого, моя задница горит, моя киска течет, как сломанный кран, а голова кружится. Ощущение жжения не похоже ни на что, что я испытывала раньше. Сосредоточенное в этом одном месте, оно жжет и пульсирует, заставляя меня нуждаться в нем. Но я не уверена, сколько еще я смогу выдержать. Пройдет немного времени, прежде чем баланс сместится от удовольствия и боли к одной лишь боли.

Он шлепает меня в последний раз, сильнее всех остальных, и звезды мерцают за моими веками. «Восемь», — кричу я, задыхаясь. Он успокаивающе трет рукой мою бедную воспаленную задницу, и я прижимаюсь к его ладони, жаждая его прикосновений.

Его руки исчезают, оставляя меня в отчаянии по нему. Мне нужно чувствовать его внутри себя. Его член впивался в мои ребра все время, пока он шлепал меня, поэтому я ожидала, что меня бросят на спину и будут трахать, как только он закончит.

«Сэр?» — скулю я.

«Ложись на кровать. Лицом вниз», — приказывает он.

Я сползаю с него и делаю, как мне говорят. Он уходит, но через несколько мгновений появляется снова и втирает что-то охлаждающее и успокаивающее в мои ягодицы. Хотя это и приятно, мне всё ещё больно и я злюсь на него. Выжатая, но в то же время отчаянно нуждающаяся в нем.

«Ты молодец, солнышко», — тихо говорит он. «Твоя задница выглядит еще красивее после шлепка».

Я не отвечаю.

«Не могу дождаться, когда смогу воспользоваться своим веслом и хлыстом», — говорит он со стоном, сжимая мою задницу. «Не могу дождаться, когда увижу тебя в полосах от рубцов».

Неожиданные слезы наворачиваются на глаза, и я отворачиваюсь, но он снова поворачивает меня к себе.

«Не дуйся».

«У меня болит задница!»

Он выгибает бровь, и я уверена, что вижу ухмылку на его губах. Мудак! «Это было наказание. Это должно было быть больно».

«Ты уже шлепал меня раньше, и мне никогда не было так больно».

«Но это ведь первый раз, когда я тебя наказываю, да? И ты подумаешь дважды, прежде чем снова говорить о себе плохо?»

Я сжимаю губы, отказываясь так легко сдаваться.

«Ответь мне, Миа». Его рука сжимает мою нежную плоть.

«Да, сэр», — выдыхаю я.

«Значит, тогда наказание сработало», — ухмыляется он.

«Поправка?» — огрызаюсь я на него, раздражение покалывает меня под кожей. «Ты заставляешь меня чувствовать себя как собака».

Все веселье на его лице исчезает, сменяясь кипящим гневом, который вибрирует во всех его частях. Я с трудом сглатываю, и мой пульс подскакивает по крайней мере на полдюжины передач. Лоренцо Моретти — жестокий и опасный человек, и я играла с его последним нервом. Моя кровь стынет в жилах, когда я готовлюсь к очередному наказанию.

Но он отталкивается от кровати и идет к шкафу. Я пристально смотрю, как он достает два огромных одеяла и начинает расстилать одно на полу возле кровати.

«Ты думаешь, я обращаюсь с тобой, как с собакой?» Его тон спокоен и собран, но он настолько холоден, что заставляет меня дрожать.

«Я никогда не говорила…» Я снова сглатываю. Сердце колотится в ушах.

Он кивает на одеяло на полу. «Здесь спит моя собака».

Я моргаю. «Ты предлагаешь…?»

«Собаки не спят в моей постели. Хочешь обвинить меня в том, что я обращаюсь с тобой как со своим питомцем, тогда я покажу тебе, каково это. Пол. Сейчас же!»

У меня перехватывает дыхание, когда я смотрю на него. Он говорит серьезно. Мне стоит послать его к черту. Может, использовать мое стоп-слово? Это зашло слишком далеко. Так почему же я выскальзываю из кровати и ложусь на одеяло на полу? Потому что это похоже на испытание. С ним все кажется испытанием, и я не хочу провалиться так скоро.

Слезы щиплют глаза, и я проглатываю эмоции, сжимающие горло. «Неужели мне даже не дадут подушку?»

Он накрывает меня вторым одеялом, и хотя он зол, и это наказание, он делает это так нежно, что это заставляет меня чувствовать себя еще более эмоционально. «Моя собака даже не хочет одеяла». Затем он забирается в кровать, не говоря больше ни слова.