— Думаете, они вернутся?
Но никто на этот вопрос не ответил.
***
Санька ходил взволнованный и считал дни до отъезда в город Генри.
Генри сам заехал в школу, чтобы вместе с Санькой, Полем и Рауки отправиться дальше. Их провожали всей школой. Жители города удивленно поглядывали на толпу хмурых молчаливых мальчишек. Когда поезд ушел, они еще долго стояли на перроне и смотрели вслед. Потом вернулись домой, и бесцельно бродили по школе, словно ища кого-то, пытались заняться делами, но все валилось из рук. В результате собрались в столовой, но есть никому не хотелось.
— Как их вызывать-то? — наконец спросил Снегирь.
— Поль, — прошептал Вилька и представил знакомое лицо.
В тоже мгновение сияющая фигура появилась рядом с ним.
— Тебе грустно, — сказал Поль, — что мне сделать, чтобы ты так не грустил?
— Обними меня.
Вилька зажмурился в ослепительном сиянии, заполнившем комнату, и ощутил на плечах прикосновение теплых ладоней.
— А еще говорили, что материализовываться не умеют, — укоряющее и в тоже время радостно сказал Снегирь.
— Представляете, — сказал Генри, — отец не хотел меня отпускать. Кто ему будет помогать, спрашивал. Я уже был готов удариться в слезы, если б это помогло.
— Как же он тебя отпустил?
— Вы не поверите, но в нашем вагоне ехала девочка лет пяти, она видела, как я умолял отца. И когда он сказал свое окончательное нет, подошла к нему и попросила: «Дядя, отпусти Генри к друзьям, он им нужен». И представляете, он ее послушал.
— Да-а, дела.
— Меня не слушал, а ее послушал, бывает же такое.
— А почему?
— Не знаю, сказал: «Езжай». И больше со мной не разговаривал.
Утром шестнадцатого сентября они приехали в родной город Генри. Сходили к храму, обширное поле перед которым превратилось в палаточный городок.
Санька почему-то не смог заставить себя зайти внутрь храма, поэтому они посмотрели издали и отправились бродить по старинным улочкам города. Санька весь погрузился в себя и не слышал интересных рассказов Генри. Только вздрогнул, словно очнулся ото сна, когда они вышли на городскую площадь.
— Давайте уйдем отсюда, — попросил он и Генри повел их в уютное кафе на набережной.
Потом они отдыхали в небольшой комнате над пекарней дяди Генри.
— Он брат мамы и всегда рад нам с отцом, но мы здесь почти не бываем, нашим домом стал поезд.
Когда комнату осветили лучи заходящего солнца, они вновь отправились к Храму Небесного Странника.
Огромная толпа людей собралась возле него. И в ночь с шестнадцатого на семнадцатое сентября почти никто не спал, но было тихо, сильное напряжение опустилось на храм и людей. Теперь уже все почувствовали — что-то действительно должно произойти. Ребята с трудом протиснулись поближе к ступеням.
Санька стоял, обхватив себя за плечи, его колотило изнутри. Когда взошло солнце, а в храме раздался веселый детский смех, сотни людей качнулись к входу, но Санька волевым усилием остановил их, и они замерли. Поль, Рауки и Генри остались стоять внизу у широкой лестницы, а Санька поднялся по ступеням. Когда он оказался на площадке перед вратами, из храма вышли мальчик и девочка с волнистыми светлыми волосами. Она взглянула на Саньку. Тот опустился перед ней на колени и, глядя в глаза, попросил:
— Пожалуйста, прости меня, — склонил голову и закрыл глаза.
Легкая ладонь коснулась волос, на мгновение задержалась и пропала. Бесконечно легко стало у Саньки на сердце. Вся сковывающая тяжесть ушла куда-то в землю. Он открыл глаза, встал, расправил плечи. Мальчик и девочка исчезли. Он посмотрел в храм. Длинная тень простерлась от его ног к постаменту возле гранитной стены. Там, где раньше стояли дети, поднимались языки застывшего каменного огня. Пламя закручивалось по спирали. Санька пошел к нему, побежал.
— Санька! — крикнул Поль и бросился вверх по ступеням.
Перед тем как войти в каменный огонь, Санька оглянулся, их взгляды встретились, он улыбнулся, сделал шаг и исчез. За пределами храма ахнула, придя в движение, толпа. Поль упал перед каменным пламенем на колени и заплакал. Подошел Рауки, опустил ладонь ему на плечо, сжал.
— Не плачь, он вернется.
— Нет, он ушел в прошлое, чтобы изменить его и никогда не вернется прежним, но я отпускаю его, отпускаю…
— Я думаю, он сделает больше, чем просто изменит свое прошлое.
В следующее мгновение Мир изменился. Храм исчез, и люди тоже исчезли. Поль стоял на коленях на еще зеленой траве, из которой местами торчали сухие стебли. На плече по-прежнему лежала ладонь, только она стала поменьше. Поль повернул голову и увидел незнакомого и одновременно очень знакомого мальчишку своего возраста. Тот сел рядом с ним, извлек из кармана окарину, поднес к губам и заиграл печальную, но торжественную мелодию.
— Что это за песня?
Мальчик опустил окарину, развернулся лицом к солнцу, Поль последовал его примеру.
— Памятью
Мне стала в синюю клетку тетрадь.
Ветошью
Перебинтую все раны опять.
Мальчиком был,
Воином стал на последней войне
И навсегда
похоронил свое детство во тьме.
Вера моя
Ранит сердца, как осколки стекла.
Сила моя,
Не возвращайся ко мне никогда!
Мальчиком был,
Воином стал на последней войне
И навсегда